Пейдж Брэнтли - Узник моего сердца

Коротко подстриженные волосы Лэра, а также бриджи и рубашка, расстегнутая на груди, запачканы кровью. Даже в цепях де Фонтен сохранял достоинство. Широкие плечи, покрытая волосами грудь, безупречная линия длинных узких бедер, затянутых в кожаные бриджи, подчеркивали молодость и мужественность. Нет, они не сломили его. От макушки до пят де Фонтен представлял собой прямую противоположность тому, чем был ее муж Луи – с впалой грудью и длинным презрительным лицом. И сейчас Николетт вдруг страстно пожелала в действительности испытать прикосновение этого человека. По крайней мере, она бы знала, за что несет наказание…

Зазвучали фанфары. Потом установилась тишина. С пергаментом в руке вперед выступил де Ногаре и зачитал обвинения принцессам и офицерам королевской стражи. Затем начал перечислять сведения, выяснившиеся в ходе допросов: даты свиданий, места встреч.

Вызвали нескольких слуг, которые подтвердили изложенное инквизитором.

Со своего места маршал д'Орфевре внимательно выслушивал каждую дату, каждое слово, которое слетало с проклятых губ де Ногаре. И д'Орфевре удалось найти зацепку: одна из дат свидания Николетт Бургундской и Лэра де Фонтена приходилась на тот день, когда его племянник был в Понтуазе – а это день пути от Парижа. Когда инквизитор сделал паузу, чтобы перевести дыхание, старый д'Орфевре поднялся с места:

– Мессир, вы лжец!

Выпученные глаза де Ногаре оторвались от пергамента, инквизитор вздрогнул, будто от удара кнутом. Кто осмелился назвать его лжецом? До того, как Гюлимай смог собраться с мыслями, старый маршал обратился прямо к королю.

– Милорд, насколько вы знаете, мой племянник, Лэр де Фонтен, долгое время верой и правдой служил военным комендантом в Понтуазе. За последние три месяца он ни разу не покинул место службы и вернулся в Париж всего за день до ареста, – низкий голос д'Орфевре стал громче. – Но невзирая на эти факты, мессир де Ногаре приводит свидетельства, которые не могут соответствовать истине. Пребывание моего племянника одновременно в двух, весьма удаленных друг от друга местах – вне сферы реального. И что касается меня, я начинаю серьезно сомневаться в истинности остальных обвинений мессира де Ногаре!

Инквизитор взорвался от негодования:

– У меня есть доказательства! – взвизгнул он. – Неопровержимые доказательства!

Король поднял руку, призывая к спокойствию.

– Есть ли у вас, – обратился он к д'Орфевре, – доказательства того, что ваш племянник находился в Понтуазе?

Д'Орфевре, который в молодые годы сражался бок о бок с королем, ответил:

– Да, милорд. У меня есть письменные свидетельства солдат, которые служили под началом моего племянника в Понтуазе и накануне вместе с ним вернулись в Париж.

Монсеньор де Мариньи, один из советников королевства, тоже встал.

– Если угодно вашему величеству, то я могу также представить следующие документы: в качестве военного коменданта Понтуаза, шевалье де Фонтен должен был подписывать бумаги, в которых указывалось жалованье, получаемое солдатами под его командованием, – де Мариньи взял один из листков, лежащих перед ним. – Здесь стоят даты, милорд.

Бумаги были переданы королю. В комнате установилась тишина, пока король просматривал документы. Де Ногаре, растерявшись в первую минуту, собрался с мыслями даже быстрее, чем Изабелла, лицо которой стало мертвенно-бледным.

– Видимо, – начал де Ногаре, – мои свидетели не проинформировали меня о недавних служебных обязанностях обвиняемого, – Гюлимай уже полностью обрел контроль над собой, – но, даже если учитывать только что сказанное, все равно, не может быть сомнений в том, что шевалье де Фонтен в полной мере владел информацией о преступных событиях. Могу ли я напомнить почтенной аудитории, что нет более оскорбительного преступления, чем соблазн вассалом жены своего сюзерена. А если эта соблазненная женщина – член королевской семьи… Поэтому я считаю шевалье де Фонтена не менее виновным в преступных поступках, чем его друзей – братьев д'Олни.

Старый маршал вновь вскочил с места, стукнув кулаком по столу.

– А я считаю вас лжецом, мессир! Независимо от того, как умело вы громоздите одну ложь на другую!

Вкрадчивому голосу де Ногаре было далеко до возмущенного рева д'Орфевре. Король призвал всех к тишине, знаком подозвал инквизитора, и в ближайшем окружении короля началось обсуждение. Придворные старались говорить тихо, поэтому д'Орфевре лично не услышал ничего, о чем шептались король, де Ногаре и приближенные Его Величества. Мало того, что старый маршал сидел довольно далеко от короля, так был еще и немного глуховат – последствия контузии во время одного из боев. Но стоящий рядом молодой слуга обладал довольно неплохим слухом и передавал старому маршалу обрывки разговора.

Наконец совещание закончилось. Де Ногаре вернулся на свое место и приказал секретарям внести необходимые изменения в бумаги.

Теперь перед судом должны были предстать Николетт, Жанна и Бланш. Всю первую часть заседания они простояли на коленях перед возвышением, слыша каждое слово. Женщины обменялись взглядами, полными тревоги и отчаяния. Николетт хотелось кричать, кричать о своей загубленной жизни. Как могло все это случиться с ней, Жанной и Бланш? Какое преступление они совершили? Есть ли грех в их невинном флирте? Да и вообще в любви? Трубадуры воспевают любовь к прекрасным дамам, поэты слагают стихи. Возможно, их бунт был неумелым, возмущение – детским, пьесы – слишком обидны для двора… Но при чем здесь измена? Она невиновна. Возможно, Жанна и Бланш вели себя более легкомысленно, но Николетт ничего об этом не знала. И в глубине сердца верила, что такого быть не могло. Так же, как и она сама, ее невестки – жертвы хитрых сетей, раскинутых Изабеллой.

Раздался визгливый голос мужа Николетт:

– Пусть она умрет! – этот голос звучал громче, чем возмущенный ропот его братьев. У Николетт окончательно упало сердце. – Она запятнала мою честь! Она – шлюха и заслуживает смерти!

Николетт и не ожидала иного от своего жадного и жестокого мужа. Крики Луи напомнили ей об их брачной ночи, и Николетт вновь испытала ужас и отвращение.

– Смертный приговор требует очень серьезного разбирательства, – сказал епископ д'Энбо. Шарль, самый младший сын короля, муж Бланш, быстро согласился. Он был слишком молод, напуган. Его брат Филипп, супруг Жанны – несколькими годами старше – поддержал Шарля.

– Вы не бережете свою честь, братья! – вновь закричал Луи. – Наши жены предали нас! Вся Франция смеется! Они – шлюхи и заслуживают костра!

Слова Луи падали на Николетт, словно удары молота. Слезы заструились по щекам. Она начала молиться. Поскольку Николетт отказалась покаяться в грехах, ее лишили покровительства церкви. Но разве это имеет значение, если для нее ад наступил уже на земле? Николетт погрузилась в молитву.