Маурин Ли - Разделенные океаном

Оливия сложила вещи обратно в чемодан, закрыла его и торопливо заглянула в шкафчик к девушкам. Там обнаружились косметичка, две ночные сорочки, еще два платья и стильная темно-синяя сумочка, в которой лежали щетка для волос, пара носовых платков, карандаш и маленькая записная книжка. А вот кошелька в ней не было. Должно быть, Молли взяла его с собой, а сумочку оставила.

Оливия положила сумочку на место и откинулась на подушку, напряженно размышляя. Герти была права, когда говорила, что ей следовало путешествовать четвертым классом. Оливии пришлось покинуть Лондон в страшной спешке — она попала в очень неприятную историю с братьями Саттонами, настоящими гангстерами, которые наверняка избили бы ее до полусмерти, если бы нашли, — то есть если бы не убили на месте. А все потому, что она решила немножко подзаработать на стороне и не стала отстегивать им их долю. В конце концов, это ее тело, с негодованием подумала Оливия, и непонятно, почему она должна делиться тем, что зарабатывала на его продаже.

В Ливерпуль Оливия приехала потому, что случайно оказалась неподалеку от Юстон-стейшн[7], когда узнала, что братья Саттоны объявили на нее охоту, а следующий поезд шел до Лайм-стрит. У нее даже не было времени собрать вещи. Проведя несколько дней в Ливерпуле, она обнаружила, что в Нью-Йорк отплывает «Королева майя», и обеими руками ухватилась за представившуюся возможность. Оливия видела Нью-Йорк в кино: это было место, где она сможет сделать карьеру в шоу-бизнесе, о чем женщина мечтала уже долгие годы. Билет в четвертый класс стоил всего несколько шиллингов, которые она легко заработала на Док-роуд, куда в поисках доступных женщин слетались иностранные моряки.

Нетрудно оказалось и убедить расположенного к ней стюарда отыскать незанятое местечко в каюте третьего класса — тем самым она избавила себя от сомнительного удовольствия путешествовать под палубой вместе с иммигрантским отребьем: грязными, вонючими созданиями, обремененными хнычущими детьми и отвратительными привычками. Многие даже не умели говорить по-английски.

Стюард — его звали Эшли — отыскал свободную койку в третьем классе, в каюте Герти и сестер Кенни. Он провел Оливию сюда через кухни, потому что пассажирам было строго-настрого запрещено переходить с одной палубы на другую.

— Ты уж веди себя прилично, детка, — посоветовал он. — А если тебя застукают, не впутывай меня, пожалуйста. Я поклянусь, что и в глаза тебя не видел. И сиди-ка ты лучше в каюте, вместо того чтобы фланировать по палубе.

Оливия последовала его совету, выходя на палубу только для того, чтобы глотнуть свежего воздуха. Погода была хорошей, и путешествие до сих пор проходило гладко. Ей нравилось, что она может целыми днями ничего не делать, валяться на койке и думать о будущем.

А этот Эшли ничего, нормальный парень, его можно было бы даже назвать симпатичным, если бы не косоглазие. Но даже он, при всех своих возможностях, не мог пристроить ее на довольствие в столовую третьего класса.

— Фамилии пассажиров внесены в список, и их вычеркивают, когда они приходят на завтрак, обед и ужин. Добавить твое имя я никак не смогу, — сказал он.

По ночам Эшли приносил ей кое-что из еды: булочки, обрезки сыра, фрукты и шоколад. Оливия расплачивалась с ним так, как привыкла. Чертовски жаль, что Герти однажды увидела их вместе...

В эту минуту в каюту вошла Герти. Одна.

— А где Аннемари? — полюбопытствовала Оливия.

— Она ушла на прогулка с Ровена, милой девочкой, кто искал Молли, чтобы сыграть в карты. Такая жалость приключиться с Молли. — На круглое личико Герти набежала тень. — У корабельного доктора есть дигиталис. Ей не нужно было никуда ходить и опаздывать на пароход.

— Да, действительно, — согласилась Оливия.

Ей и впрямь было искренне жаль Молли, которая так хорошо отнеслась к ней. В отличие от Герти и большинства других людей, Молли не смотрела на Оливию свысока, как на кусок грязи под ногами. Но, как бы там ни было, похоже, тот факт, что Молли опоздала к отплытию, пойдет Оливии на пользу. Так что сожалеть, собственно, было не о чем.

В каюту заглянул офицер, очень симпатичный мальчик. Он искал Аннемари, чтобы сообщить ей новости о сестре. Девушка ничем не показала, что слышала его, и Оливия подумала, а все ли у нее дома. Но рядом случилась Герти, которая и взяла бразды правления в свои руки.

— Я медсестра, я присматривать за бедное дитя. Ей нужны капли от врача, у нее нерегулярное сердцебиение.

С этого момента Герти взяла Аннемари под свое крыло — давала ей капли, каждый день водила к врачу, уговаривала что-нибудь съесть. Сегодня Аннемари в первый раз как следует поела. По крайней мере, обе сходили в столовую, а ела там девушка или нет — другой вопрос.

— Аннемари завтракала? — полюбопытствовала Оливия.

Было бы неумно и даже опасно ссориться с Герти и вызывать ее недовольство. Она могла вспомнить о своей угрозе сообщить о ней стюарду. А расспросы об Аннемари, похоже, приводили бывшую медсестру в благодушное настроение.

Герти скривилась.

— Она съела хлеб и выпила немного молока.

— Ну что ж, это пойдет ей на пользу.

— Совсем маленькую пользу. Молли говорит, Аннемари переносить большой шок. У нее с головой...

Герти покрутила короткими и толстыми, как сосиски, пальцами у виска, оставив Оливию теряться в догадках, что она имеет в виду. Очевидно, немка хотела сказать, что девочка не в себе и что у нее не все в порядке с головой.

Если бы Аннемари спросили об этом и будь она в состоянии уразуметь вопрос, она бы, пожалуй, согласилась с обоими определениями, данными ей Оливией. С той самой ночи, когда отец взгромоздился на нее, причинив ужасную боль, она была как в тумане, а в те редкие моменты, когда могла мыслить ясно, искренне верила в то, что сходит с ума. Но потом Аннемари поспешно отступала в мир, придуманный ею для себя, мир, в котором не случалось ничего плохого, мир, полный дыма, облаков и густых лесов, в которых она могла спрятаться. В этом мире ей не грозила опасность, и она намеревалась оставаться в нем как можно дольше.

Она лишь смутно отдавала себе отчет в том, что вне границ придуманного ею мира существует еще одна Аннемари, насмерть перепуганная девочка, которая смертельно боится, когда к ней прикасаются или заговаривают. Девочка, которая тупо делает то, что ей говорят, и которая заблудилась между мирами настолько, что перестала понимать, кто она такая и где находится. В ее затуманенном мозгу отпечатались слова: «Нью-Йорк», «тетя Мэгги», «Хейзел». «Нас ждет Хейзел», — сказала ей Молли. Молли была ее сестрой. Аннемари не возражала, когда Молли брала ее за руку и вела в какое-нибудь незнакомое место. «Все в порядке, сестренка. Это всего лишь пароход», — сказала Молли.