Наталья Пушкина-Меренберг - Вера Петровна. Петербургский роман (Роман дочери Пушкина, написанный ею самой)

Однако с Верой дела у Бориса обстояли хуже. Все его усилия сблизиться с ней, выразить ей свои чувства встречали с ее стороны полное равнодушие. С большим искусством она избегала оставаться в его обществе наедине. А если представлялась возможность сделать ему несколько мелких уколов, она редко упускала ее.

Но не было ни малейшего случая, когда бы Бекле-шов вспылил и потерял терпение. Часто он вот-вот готов был выйти из себя и совершить непродуманный поступок, и уже на горизонте сверкали молнии, предвестники грозы, но он умел себя сдержать.

По мере растущей интимности в отношениях с семейством Громовых Борис, сам того не ожидая, добился успеха, который в высшей степени поразил его, а именно — симпатии Любови Степановны, впрочем, давно питавшей к красивому офицеру пылкую любовь. От опытного глаза Бориса Ивановича не укрылись чувства, которые он пробудил в молодой девушке. А Любочка и не старалась их скрыть. Борис тотчас понял, как полезен ему такой союзник и какую важную службу могла бы сослужить ему Любочка при известных обстоятельствах. Пробуждая в ней надежду на ответное чувство, он старался воспламенить ее еще больше, чтобы сильнее привязать к себе.

Но об истинных отношениях Веры и Владимира, которые так мучили его, он доискивался тщетно.

Он так часто приходил в дом, но, к своей большой досаде, постоянно встречался там с Островским. Только это обстоятельство и давало ему право на беспокойство, но Владимир давно привык ежедневно бывать у Громовых. Да и близость Владимира с Верой не была удивительной и объяснялась тем, что они вместе выросли. Смотрит ли Вера на него как на друга, как на брата или ее связывают с ним сердечные отношения? Борис опасался последнего, о чем он уже сказал отцу на балу. Но наверняка он этого не знал. Вера и Владимир умели скрыть от чужих глаз истинный характер своих отношений. С большой осторожностью, чтобы не выдать себя, Борис много раз пытался выведать у своей новой подруги Любочки об отношениях Веры и Владимира. Он полагал, что женскому глазу легче проникнуть в эту тайну, если только она была. Но и этим способом он не добился цели. Вера в глазах Любочки, несмотря на участие в придворном балу, все еще была ребенком, и ее большая многолетняя дружба с Владимиром Николаевичем была хорошо известна и носила невинный характер. Она вообще не считалась с положением Веры в обществе и не понимала, в какой мере та могла быть предметом страсти или центром затеянной вокруг нее интриги. Борис считал преждевременным намекать об этом Любочке, и ему приходилось довольствоваться ее малозначительными сообщениями.

Долгое лето близилось к закату, а затеянному Борисом предприятию не видно было конца. Дни становились короче, и солнце светило все реже. Пикники и прогулки уступили место общению за чайным столом. С плохо скрываемым нетерпением видел Беклешов, что исчезает выгодное время для непринужденного дачного общения, с которым он главным образом связывал свои планы. Он часто бывал у Громовых, но также часто там был его тайный противник, который отвлекал на себя все внимание Веры: он умел окружить Веру непроницаемой атмосферой. Так долго не могло продолжаться. Борис хорошо осознал, что в присутствии юного графа он никак не добьется благосклонности Веры. Он пришел к выводу, что Островского следует удалить из этой опасной близости любой ценой. Быть может, тогда Вера изменит свои чувства или сентиментальное сердце Владимира в другом месте найдет предмет своей любви.

Эта мысль пришла несчастному влюбленному в один из вечеров, когда он, потеряв надежду, возвращался домой после обычного чаепития у Громовых. Речь шла о том, чтобы принять детальное решение. Это состояние неизвестности было для него невыносимо, даже смертельно. Момент прямого действия еще не наступил, это он хорошо понимал, — дело шло о непрямых путях продвижения и скрытном приближении к вражеской позиции. Долгая поездка дала Борису время все обдумать и созреть его планам, казавшимся ему тем более привлекательными, чем больше он их рассматривал со всех сторон. Приехав домой, он тотчас направился в кабинет отца, который, работая допоздна, проводил много часов ночью за своим письменным столом. Борис никогда не входил к нему так поздно. И поэтому генерал удивлен был появлению сына.

Их беседа затянулась надолго и была подчас очень оживленной и возбужденной. После ее окончания молодой человек с довольной миной отправился в спальню.

На следующее утро генерал запряг лошадь и поехал к старому графу Островскому, с кем имел беседу, прежде чем граф со своим ежедневным утренним рапортом являлся к царю. Когда Беклешов вернулся домой, он увидел сына стоящим у окна в ожидании его благополучного возвращения. Отец кивнул ему с довольной улыбкой. Ее особое значение Борис хорошо понял и принял как радостную весть.

После того ночного разговора между Беклешовыми прошло восемь дней. Борис по-прежнему посещал чаепития у Громовых. Как обычно, он сидел между Ольгой и Любочкой. Беседе с ними он придавал особый оттенок сердечности, незаметный для присутствующих. И только они чувствовали этот нюанс. Он кружил им голову, и их соблазняли самые смелые надежды.

К тому же обращало на себя внимание отсутствие Владимира Островского, и Вера часто украдкой бросала взгляды на дверь.

Наконец послышался звук быстрых колес, катившихся по гравию сада, и вскоре в комнату вошел Владимир.

— Почему вы так поздно, Владимир Николаевич? — спросила обеспокоенная госпожа Громова. — Мы уже давно ждем вас и потеряли надежду.

— Как вы понимаете, я задержался против воли, Мария Дмитриевна, — отвечал прибывший, — о своем опоздании я сожалею вдвойне, так как его причина для меня в высшей степени неприятна.

Вера, которая при его приходе подпрыгнула и ее щеки загорелись, при этих словах побледнела.

— Случилось несчастье? — спросила она быстро.

— Выходит так, — отвечал Владимир. — Многие видели бы в этом счастье, но для меня это несчастье, так как я должен вас всех покинуть.

— Пожалуйста, перестаньте говорить загадками, — сказала госпожа Громова, — и скажите, наконец, в чем дело.

— Я уже собирался вскочить в мою коляску, — рассказал Владимир, — чтобы ехать к вам, когда меня, к моему крайнему изумлению, позвал отец, который в это время редко бывает дома. В двух словах он сообщил мне, что царь в знак своей милости направляет меня на год в наше парижское посольство. «Ехать тебе через неделю. Ты должен быть курьером для важных дипломатических депеш». Теперь вы понимаете, почему я не очень весел.

Для Веры и ее матери все было более чем понятно. Для других дам недовольство Островского вызывало недоумение. Напротив, провести целый год в Париже, в этом, по представлению русских, земном раю… Они полагали, что ему можно только позавидовать.