Татьяна Романова - Лисичка

— Нет, сэр, я просто отключил ее минут на десять, потом она снова будет как огурчик, — сказал бандит и мерзко засмеялся, — обыскать ее?

— Давай, — скомандовал Островский, а сам повернулся к Даше и, резко дернув девушку за волосы, так, что она закричала от боли, поставил на ноги.

— Вот, сэр, — объявил громила и положил на стол шелковый платок, завязанный в узел.

Островский оттолкнул Дашу и подошел к столу. Развязав платок, он обрадовался. Долли испугалась и принесла всё, что он увидел на ней, когда вчера зашел из сада в зал под видом подвыпившего гостя в маскарадном костюме. Он подумал, что раз ценности у него, то можно позабавиться — а потом пристрелить девчонок и уходить.

— Бери себе эту, — разрешил он громиле, кивнув на связанную Дашу, — а я подожду нашу герцогиню.

Бандит хмыкнул и, подойдя к Даше, рванул у нее на груди платье. С утробным урчанием он начал мять обнаженную грудь девушки, стараясь причинить ей боль, и когда Даша закричала, он довольно расхохотался. С пола донесся стон, и лежавшая на полу Долли пошевелилась.

— Вставай, нечего лежать, посмотри, как Билли сейчас отделает твою подружку, а потом мы, наконец, позабавимся с тобой. Не ищи свои пистолеты, они — у меня, — сказал Островский и покрутил в руках пистолеты, отобранные у Долли, — вставай, иначе выстрелю тебе в коленную чашечку, и посмотрю, как ты будешь орать.

Долли, держась за стену, поднялась, Лаврентий подошел к ней и приставил пистолет к ее виску.

— Пока рано, ты еще не доставила мне того удовольствия, которое должна, но потом не сомневайся, я пристрелю вас обеих, — объявил Островский.

Положив один из пистолетов на стол, он свободной рукой стал расстегивать сюртук на груди Долли, продолжая целиться ей в голову другой рукой. Громила рывком поднял связанную Дашу на стол и задрал ей юбку. В этот момент дверь распахнулась, и герцог с порога выстрелил бандиту в затылок.

— Чарльз! — закричала Долли, и тут Островский схватил ее и прикрылся ею как живым щитом, приставив пистолет к виску девушки.

— Положите пистолеты, герцог, иначе я прострелю ей голову, — вежливо по-английски заявил Островский.

Чарльз повернулся на крик жены и увидел ужасную картину: Долли почти висела в воздухе, едва касаясь носками сапог пола: Островский держал ее одной рукой за шею, прикрываясь девушкой, а второй рукой прижимал пистолет к ее виску. Он так высоко поднял Долли, что его голова не была видна за пышными волосами молодой герцогини.

В мозгу Чарльза пронеслась ужасная мысль, что преступник держит его жену на весу, его руки скоро устанут и, не дай бог, у него сдадут нервы, тогда негодяй застрелит Долли.

— Я положу пистолеты и выйду из домика, а потом выходите вы, только оставьте женщин здесь, — предложил герцог, кладя пистолеты на пол.

— Толкни их ко мне, — велел Островский.

Молодой человек толкнул ногой оба пистолета, и они отлетели к Лаврентию.

— Теперь выходи за дверь и не вздумай шутить, я выйду с твоей женой, малейшее твое движение — и я прострелю ей голову.

Чарльз вышел за дверь, поднял шпагу, оставленную Долли, и достал из-за голенища длинный морской нож. Топая, он прошел по настилу, и тут же вернулся, бесшумно ступая на носках мягких сапог. Дверь домика отворилась и, толкая перед собой Долли, на мостки ступил Островский. Стремительным ударом шпаги Чарльз рассек до кости руку, в которой тот держал пистолет и, оттолкнув локтем Долли, вонзил нож под ребра преступника. Лаврентий обмяк, выпустил из здоровой руки узелок с драгоценностями и рухнул на мостки.

— Минута, — пробормотал Чарльз, поднимая с настила бледную Долли.

Глаза Лаврентия побелели, закатились, и через минуту он действительно умер.

— Вот и все, не плачь, — сказал герцог, обнял жену и прижал к себе, — я же просил тебя не ездить сюда одну!..

— Он обещал убить Дашу, — всхлипывала Долли, — ты бы не пустил меня, и она бы погибла.

— Он убил бы вас обеих. Разве ты не понимаешь? — грустно объяснил герцог, — ну почему ты мне не доверяешь?!

Долли нечего было сказать, и она заплакала навзрыд. Муж обнял ее, утешая:

— Не нужно, милая, пойдем, освободим Дашу и поедем домой. Следует вызвать судью, — он провел Долли в домик, где по-прежнему лежала на столе связанная Даша. Перерезав веревки, он помог девушке подняться и, сняв сюртук, накинул ей на плечи, закрывая разорванное платье.

— Даша, вы сможете ехать верхом? — спросил он девушку.

— Да, наверное, — храбро ответила Даша, едва стоящая на ногах.

Герцог вывел их обеих из домика, подсадил Дашу на Золотого, а сам сел на Крылатого и протянул руку жене. Долли поставила ногу на носок его сапога, и Чарльз подтянул ее в седло. Девушка села впереди мужа и прижалась к его груди. Они медленно поехали по дороге к дому, щадя избитую Дашу.

Дома Гленорг отправил обеих девушек в их комнаты, а сам послал в соседний городок за судьей. Когда тот прибыл, он сам отвез его к домику на озере и объяснил, как развивались события. Они подобрали узелок с драгоценностями, все еще лежащий на мостках около трупа Островского. Судья осмотрел всё оружие, найденное на месте преступления и, записав показания хозяина имения, отбыл в город, разрешив похоронить тела преступников. Чарльз отдал необходимые распоряжения и, взяв узелок с драгоценностями, поехал к жене.

Когда Долли, поддерживая Дашу, свернула в коридор к своей спальне, на них как ураган налетела Лиза.

— Долли, вы живы? — воскликнула она, схватила обеих девушек за руки и замерла, как будто вслушиваясь в то, что было слышно ей одной.

— Лизонька, Даша избита, а я еле стою на ногах. Давай положим ее в постель, и ты побудь с ней, пожалуйста, — устало попросила сестру Долли. — Я потом тебе всё расскажу.

— Можешь не рассказывать, не бередить душу, я уже все знаю — вы обе мне всё сказали своими руками, — ласково успокоила ее Лиза. — Герцог совершил для нашей семьи неоценимое благодеяние, о котором говорили мама и бабушка: он спас твою жизнь и жизнь Даши, и теперь ты будешь с ним счастлива.

Девушки дошли до спальни Даши Морозовой и вдвоем уложили девушку в постель. Даша сразу же закрыла глаза и провалилась в тяжелый сон. Лиза пододвинула стул к ее постели и села, а Долли стала рядом, глядя сверху на светлые пепельные локоны, рассыпавшиеся по плечам сестры.

— Лиза, а что ты такое сказала вчера графу Печерскому, что он сегодня спрашивал о тебе?

— А что он спрашивал? — голос Лизы задрожал, но головы она не подняла.

— Он хотел знать, кто та девушка, которая была одета цыганкой.

— Ты ничего ему не сказала? — взмолилась сестра, глядя на Долли.