Виктория Холт - Богиня зеленой комнаты

— Мне кажется, за нами погоня.

Грабежи и разбой были обычным делом на безлюдных дорогах, и преследование в темноте могло плохо кончиться. Она выглянула в окно и увидела две фигуры, одетые в черное, постепенно приближающиеся к карете; на дороге не было ни одного экипажа, кроме их кареты, в которой вместе с ней и капелланом были еще два форейтора и слуга Тернер.

— Гоните быстрее, — сказала она.

— Мне кажется, я вижу впереди огни, наверное, это Кентербери, — сказал Ллойд.

В это время один из преследователей, обогнав своего напарника, поравнялся с каретой и заглянул внутрь. «Это — конец, — подумала Дороти и задрожала. — Было ли ему известно, кто она? Думал ли он, что у нее с собою много денег? Если бы они настигли ее на обратном пути, у нее действительно была бы немалая сумма».

Мужчина в черном поравнялся с Тернером и ударил его. Лошадь, которой управлял Тернер, рванулась вперед, и Тернер упал. Карета остановилась и так сильно накренилась, что Дороти и Ллойд упали со своих мест.

— Вы ударились, миссис Джордан? — спросил капеллан. Мужчина в черном разглядывал Дороти через окно. В течение нескольких секунд ей казалось, что она смотрит в лицо собственной смерти, ибо у него в руке было оружие.

Странно, но в эти мгновения она думала только о Буши, представляя себе детскую, спящего в кроватке младенца, Георга, который отказывается идти спать и подговаривает Генри и Софи делать то же самое. Она представляла себе, как они узнают новость... и девочки... будет ли у них приданое? Все эти мысли пронеслись у нее в голове в эти ужасные мгновения. Она закрыла глаза, а, открыв, увидела, что мужчина в черном все еще в упор рассматривает ее. Его последующие действия выглядели очень странно: он поклонился ей и сказал: «Я — джентльмен». Потом, повернувшись к напарнику, который уже поравнялся с ним, что-то прошептал ему, после чего они развернули лошадей и поскакали в ту сторону, откуда появились.

Тернер поднялся с земли, потирая голову.

— Вы ушиблись, Тернер?

— Нет, мадам, только синяки, наверное. Он набросился на меня прежде, чем я его увидел.

— Тогда поехали. И чем быстрее, тем лучше.

Она сидела в карете, откинувшись назад, и Ллойд с тревогой смотрел на нее.

— Скверное дело. Счастье, что он узнал вас.

— Вы действительно думаете, что он меня узнал?

— Мне не приходит в голову другое объяснение. Они собирались грабить, может быть, даже и убить. Как вы себя чувствуете?

— Очень неуютно. А вы?

— Казалось, у нас нет никакой надежды.

— Мы не должны больше ездить в темноте.

— Согласен, что это очень неразумно.

Они приехали в Кентербери, и когда она приводила себя в порядок, прежде, чем спуститься к ужину, — она уже чувствовала запах приготовленных в честь миссис Джордан блюд, как сказал хозяин, — ей в голову пришла мысль, что Тернер и форейторы наверняка могут рассказать кому-нибудь об их приключении, и слух о нем наверняка дойдет до Лондона в сильно преувеличенном виде, как обычно бывает в подобных случаях. Не исключено, что пойдут разговоры о том, что она убита или так покалечена, что не сможет двигаться. Прежде всего, она должна написать Уильяму, сообщить, что она жива я здорова и только напугана происшедшим.

«Кентербери, половина одиннадцатого.

...Мы приехали примерно полчаса назад невредимыми, хотя во дороге... нас чуть не ограбили...» Она старалась описать все: безлюдную дорогу, сгущающиеся сумерки, тот момент, когда преподобный Томас заметил погоню. «Сейчас я испытываю больший страх, чем в тот момент. Рука моя дрожит и с трудом держит перо. Я решила провести здесь ночь и больше никогда не путешествовать в темноте. Ллойд иТернер были на высоте. Да благословит вас всех Бог. Поцелуйте за меня дорогих моих: детей. Я не стада бы упоминать об этом происшествии, если бы не боялась, что вы услышите о нем с большими добавлениями. Пожалуйста, будьте добры, сообщить и девочкам по той же причине. Чтобы они не волновались. Я боюсь, что Вы не сможете прочитать это письмо, я действительно очень взволнована, но надеюсь, что к утру все будет в порядке.

Завтра утром, в семь часов, я выезжаю в Маргейт. Еще раз — да хранит всех вас Бог».

Она дважды играла в Маргейте, и заслужила очень хороший прием, но стояла такая жара, в театре было так душно, что она вздохнула с облегчением, когда грянула гроза. Из Маргейта она ненадолго выезжала в Кентербери — сыграть в «Проделках красавицы» — и на следующий же день вернулась, чтобы продолжить выступления.

Эти поездки очень утомляли ее, но они были весьма выгодны, и она должна была работать, когда в Лондоне закрывался сезон.

В Кентербери она играла перед переполненным залом и звала, что эти выступления принесут ей даже больше денег, чем обычно. Она радовалась, что сможет сообщить Уильяму, насколько удачным оказался этот ее «круиз», — половина дохода от продажи билетов предназначалась ей, а в театре, после небольшой реконструкции, увеличилось количество лож, билеты в которые стоили дороже, чем в партер.

Не было сомнения в том, что кентерберийские театралы были очень довольны выступлениями миссис Джордан. Играть перед такой публикой, чувствовать ее восхищение и реакцию на все, что происходит на сцене, было большим удовольствием для Дороти. Чувство контакта со зрителями, связь с ними всегда волновали ее, это было одно из самых прекрасных чувств, которые она переживала в своей жизни, и она всегда была благодарна публике за него.

Однако она не переставала думать о доме, она хотела знать, как дети, не могла отделаться от мыслей о разных неприятностях, которые могли с ними случиться — Георг и Генри были большими искателями приключений, а Адольфус слишком мал, чтобы оставаться без мамы. Но она знала, что пока ей платят так щедро, она будет продолжать работать. Слишком много у нее разных обязательств, для выполнения которых требовались деньги.

Перед отъездом из Кентербери она провела прекрасное утро, покупая подарки детям: пенал — Георгу, волшебный фонарь — Генри и прелестную коробочку для рукодельных принадлежностей — Софи; она все время говорила себе, что скоро увидит их всех.

Но кажется, смерть решила настичь ее. Во всяком случае, впечатление было именно такое.

Она играла Пегги в «Деревенской девушке» в маргейтском театре, когда из-за сквозняка шлейф ее платья попал на одну из ламп. Материя тотчас же воспламенилась, и через мгновение половина ее платья была охвачена огнем. В зале началась паника, и несколько человек бросились к сцене. В считанные секунды огонь был погашен. Она очень испугалась, ибо понимала, что могла заживо сгореть. Но поскольку все обошлось, ей оставалось только одно — продолжить играть спектакль. Когда он закончился, ее наградили такими аплодисментами, которых она раньше никогда не слышала. Однако она никак не могла успокоиться и после того, как занавес окончательно опустился, была едва жива.