Йорг Кастнер - Смертельная лазурь

Я безмолвно кивнул в знак согласия со словами инспектора. Мысли мои вновь унеслись к Корнелии. От волнения за любимую у меня перехватывало дыхание. Может, ее давно убили и бросили в какой-нибудь портовый склад, где до сих пор холодеет ее бездыханное тело? А может, жерардисты вообще решили не тащить ее за собой? Может, она и сейчас, связанная, заточена в подземных катакомбах, изнемогая от голода и жажды? В бессильном отчаянии я ударил кулаком по дверце кареты. Инспектор сочувственно взглянул на меня.

Заехав по пути в ратушу, где Катону потребовалось срочно уладить пару неотложных вопросов, мы направились в лавку Охтервельта. Обычно оживленный, Дамрак выглядел пустынным. Да-а, подумал я, в такую погоду добрый хозяин и собаку из дома не выгонит. Ветер, завывая, казалось, не желал выпускать нас из экипажа, остервенело давил на дверцу кареты. Когда мы все же выбрались наружу, яростный порыв сдул с головы инспектора шляпу с голубым пером и, подхватив ее, унес неизвестно куда.

Мы вошли в лавку, где, кроме ее владельца да его дочери, никого не было. Отец и дочь были заняты тем, что переносили в глубь помещения огромную картину в тяжеленной раме. Эммануэль Охтервельт стоял ко мне спиной, а Йола, едва завидев нас, невольно выпустила картину из рук и уставилась на меня, будто на привидение. По выражению ее лица нетрудно было заключить, что ни она, ни ее отец пока не в курсе произошедшего нынешней ночью в подземелье жерардистов.

— Что с тобой, Йола? — ворчливо осведомился Эммануэль Охтервельт. — Давай поворачивайся!

— Отец, к нам пришли, — вместо ответа объявила Йола, не отрывая взгляда от меня.

— Пришли, так подождут. Они же видят, чем мы заняты. Одну минуту! — крикнул он нам, так и не повернув головы.

— Отец… Но это… Корнелис Зюйтхоф…

Картина гулко ударилась углом рамы о пол. Охтервельт повернулся, и теперь нас созерцали уже две пары изумленных глаз.

— Чего это вы уставились на меня, будто на пугало? — не выдержал я, подходя ближе.

— Зюйтхоф? Как же вы?.. Позвольте, позвольте, а?.. То есть я имею в виду…

— Понимаю вас. Пару дней назад вы уже подумали, что мы с вами вовек не расстанемся. Но имея в виду не надземный, а подземный мир. Именно там вы рассчитывали встречаться со мной почаще, а не здесь. В вашей подземной молельне, где вы воздаете хвалу дьяволу, но никак не Богу!

Охтервельт смотрел на меня, как кролик на удава, отчетливо сознавая, что избавиться от меня будет непросто.

Подойдя к отцу, Йола сжала его руку.

— Не волнуйся, папа. Господин Зюйтхоф не допустит, чтобы нам доставили неприятности. Он всегда был добр к нам.

— Совсем как жерардисты. Они ведь по-доброму отнеслись ко мне, разве не так? — не без издевки спросил я.

Йола непонимающе смотрела на меня.

— О чем вы говорите?

— О пытках дьявольской картиной в лазурных тонах, которым я был подвергнут в вашем подземном лабиринте. О безумии, в которое повергла меня эта лазурь, и о том, что по ее милости я чуть было не прикончил дочь Рембрандта.

Йола побелела как мел.

— Впервые слышу об этом! А ты, отец? Ты что-нибудь понимаешь?

Эммануэль Охтервельт лишь безмолвно покачал головой.

— Впрочем, это уже ничего не меняет, — продолжал я. — Если хотите, чтобы с вами и впредь обращались по-человечески, помогите нам предотвратить дальнейшие беды!

Катон стал задавать отцу и дочери Охтервельт вопросы о возможном местонахождении хранилищ синей краски. Поинтересовался и тем, где, по их мнению, могла быть сейчас Корнелия.

Йола снова умоляюще взглянула на меня:

— Поверьте мне, господин Зюйтхоф, я готова помочь вам отыскать Корнелию! Но мне неизвестно, где она сейчас! Я вообще впервые слышу обо всем этом.

Катон повернулся к торговцу:

— А вы? Что скажете вы, господин Охтервельт?

Судорожно глотнув, владелец антикварной лавки произнес:

— Понимаю, что многое из того, что мы считаем истинной верой, в ваших глазах преступные деяния. Но мы готовы отвечать за них перед Высшим Судьей, и только перед ним, сколько бы вы ни предавали нас вашему суду. И я прошу вас вот о чем: проявите снисхождение к моей дочери. Это я привел ее к жерардистам. Да, она регулярно посещала наши богослужения, но она молода и не ведает ничего о наших тайных планах.

— Помогите нам, и тем самым вы поможете и ей, — убеждал торговца Катон. — Что вам известно о лазури и о том, где жерардисты хранят ее запасы? Где, по вашему мнению, они скрывают дочь Рембрандта Корнелию?

Охтервельт перевел взгляд на Йолу, потом снова на нас. Было видно, что он разрывается между любовью к дочери и клятвой, данной жерардистам. Наконец Охтервельт с видимым усилием проговорил:

— Мне известно только, что де Гаалю принадлежат здания портовых хранилищ. Он использовал их в наших целях. Но я не могу с определенностью утверждать, что там он хранит и запасы этой краски или оружие для восставших.

— Нам, разумеется, известно об этих складах. Мы уже обыскали их, но это ни к чему не привело, — сказал Катон, обращаясь скорее ко мне, чем к Охтервельту. — До сих пор мы не обнаружили ничего, кроме пары ящиков с призывающими к мятежу листовками да молитвенниками. Ну, может, еще пару бочонков пороху в придачу.

Внезапно распахнулась дверь в лавку. Мне показалось, что это ветер, но на пороге появились четверо молодых людей. Все они коротко приветствовали Катона. Это, судя по всему, было затребованное инспектором в ратуше подкрепление.

Я повернулся к Охтервельту:

— Вы в самом деле не знаете, где может быть Корнелия? Хотя бы намекнули, что ли.

— Нет. — По несчастной физиономии торговца я видел, что он не лжет. — Да, признаю, я жерардист. Но я никогда не принадлежал к руководящей верхушке, посему в тайны меня не посвящали. Увы, я ничем не могу помочь вам, господин Зюйтхоф.

Катон отдавал распоряжения своим людям:

— Вы двое сейчас же отведете вот этого господина и его дочь на допрос в ратушу. Деккерт поставлен в известность. А вы обыщете лавку и их жилище. Обращайте внимание на самые на первый взгляд незначительные вещи — они могут нам помочь.

Девушка, выходя, повернулась ко мне, и я заметил в ее глазах виноватое выражение. Я кивнул ей, желая хоть как-то приободрить, но меня самого впору было утешать.

— А мы? — спросил я инспектора. — Чем мы с вами займемся?

— Например, будем присутствовать при обыске у Охтервельтов, — предложил Катон. — Или у вас на сей счет имеются другие идеи?

— Вполне может быть, что имеются, — ответил я, подумав. — Не знаю, окажется ли это полезным, но попытаться, я полагаю, следует.