Ханна Хауэлл - Если он грешен

— Вы уверены, что не возражаете против ее отъезда? — спросил Добсон, наблюдая за Клариссой — та приказала слугам снова упаковать вещи в сундуки (любовник же под шумок быстро исчез).

— У нас ведь нет серьезных доказательств ее преступлений, верно? — ответила Пенелопа вопросом на вопрос.

Не мог остаться незамеченным тот факт, что известие о смерти брата не произвело на Клариссу особого впечатления. Казалось, что она гораздо больше огорчена из-за того, что пришлось расстаться с милыми вещицами, извлеченными Пенелопой из сундуков.

— Нет, никаких доказательств мы не имеем, — ответил сыщик. — Ни на одном из документов, что мы нашли в кабинете, нет ее подписи. Только на договоре о помолвке. — Добсон с усмешкой подмигнул Клариссе. — Лорд Радмур уже сжег этот договор.

И Пенелопа вдруг вспомнила, что тоже собиралась кое-что сжечь, как только освободится от опеки Чарлза и сможет сама распоряжаться своим имуществом. Когда Олимпия, выходя из кабинета, протянула Добсону несколько документов, которые Чарлз украл у Эрншоу, Пенелопа незаметно проскользнула в кабинет. Она еще не успела подойти к Эштону, но уже знала: у него в руках векселя отца. Те самые, что Чарлз держал как дамоклов меч над его головой.

— Насколько я понимаю, теперь они принадлежат мне. — Пенелопа взяла векселя у него из рук.

— Да, так и есть, — кивнул Эштон.

Он не представлял, что она собиралась с ними делать, но уже знал, что Пенелопа Уэрлок очень богата. А ведь они только начали просматривать те документы, что хранились в кабинете Чарлза…

— Вот и хорошо. — Пенелопа быстро просмотрела бумаги, чтобы убедиться, что там действительно были одни лишь векселя, а затем бросила их в пылающий камин.

— Пенелопа!.. — Эштон бросился к камину, но спасти расписки уже не представлялось возможным. — Долг все равно остается долгом, — пробормотал он, пожав плечами.

— Разве? Нет документа, нет долга, разве не так?

— Нет, не так. Все это теперь твое. И долг своего отца я выплачу тебе. К тому же я уверен, что Чарлз выкупил векселя на те деньги, которые украл у тебя.

Пенелопа нахмурилась и тихо сказала:

— Неужели ты думаешь, что я стану требовать от тебя выплаты долга? Неужели считаешь, что я стану требовать это после всего, что ты для меня сделал?

— Я делал то, что любой делал бы на моем месте. — Он поцеловал ее и направился к двери. — Ты уверена, что тебе не нужна помощь доктора?

— Нет, у меня ничего не болит. — «Но думаю, что скоро у меня кое-что заболит, — добавила она мысленно. — Разбитое сердце например».

— Ну, если так… Теперь как будто все уладилось, так что я, пожалуй, пойду. — Эштон направился к двери.

— Когда ты вернешься?

Пенелопа мысленно отчитала себя за то, что задала этот вопрос. Он прозвучал так, словно она умоляла его остаться. Впрочем, она, наверное, так бы и поступила, если бы рядом не было ее родственников. Но не могла же она унижаться у них на глазах…

— Вернусь, как только приведу в порядок кое-какие свои дела, — ответил виконт.

— Проклятие… — пробормотала она, глядя ему вслед.

— У каждого своя гордость, миледи, — сказал подошедший к ней Добсон.

— Пусть подавится своей гордостью, — проворчала Пенелопа, и сыщик рассмеялся.

— Что, сожгла векселя? — спросил Аргус. — Думаю, это правильный и благородный жест. И очень своевременный.

— Дядя, ведь этот человек искал себе богатую невесту. Поэтому и связался с моими Сводными. Разве я сейчас не невеста с хорошим приданым?

— Ты очень богатая женщина.

— А где же тот мужчина, которому нужна именно такая женщина?

— Пен, он ведь сказал, что должен привести в порядок кое-какие свои дела, не так ли?

— Что же это за дела?

— Дела, связанные с оплатой его долгов, полагаю.

Пенелопа тяжело вздохнула:

— Значит, речь все о том же — о богатой невесте. Но ведь я теперь богата, и он может жениться на мне и таким образом рассчитаться со всеми своими долгами.

Олимпия шагнула к Пенелопе и обняла ее за плечи.

— Дело в том, дорогая, что мужчины слишком уж примитивны. — Стоявшие вокруг мужчины переглянулись и нахмурились, а леди Олимпия между тем продолжала: — Для семейного счастья им прежде всего требуется хорошее приданое. И Эштон не ждал от брака ничего большего, он был готов к браку по расчету ради благополучия своих близких. Но затем, встретив тебя, он вдруг понял, что брак по расчету не для него. Из того, что рассказала мне леди Мэри, я поняла: Эштон искал способ найти деньги, чтобы рассчитаться с Чарлзом и расторгнуть помолвку с Клариссой. И теперь, когда он избавился от нее, он не хочет, чтобы деньги стояли между ним и его женой. Я бы сказала, что он хочет прийти к тебе как равный. По крайней мере как человек, у которого нет долгов. Ты понимаешь, о чем я?..

Пенелопа молча кивнула и задумалась над словами тети. В словах ее был здравый смысл. К тому же и тетя Олимпия была известна своей проницательностью. И все же внезапный уход Эштона оставил горький осадок обиды. Да, возможно, он действительно хотел прийти к ней как равный, но ведь для этого надо найти сумму, указанную в долговых расписках его отца. И потребуются годы, чтобы ее собрать.

— Это просто гордость в нем взыграла, — пробормотала Пенелопа. — Или все дело во мне?

— Нет-нет, конечно, не в тебе, — решительно заявила Олимпия. — Это действительно гордость. И мужчины ведут себя очень странно, когда им кажется, что их гордость задета. Беда в том, что им постоянно так кажется.

— Нельзя насмехаться над мужской гордостью, — заметил Добсон. — Потому что слишком часто так случается, что гордость — это все, что остается у мужчины.

— Мог бы по крайней мере объяснить, что за «дела» ему предстоит привести в порядок и сколько времени это у него займет, — пробурчала Пенелопа.

— Он вернется, когда будет к этому готов, — сказала Олимпия.

— Вернется? Что ж, посмотрим, буду ли я готова его принять, когда он созреет. — Пенелопа прекрасно знала: она будет готова, когда бы он ни вернулся. Ее родственники, конечно же, тоже это знали, и она была благодарна им за то, что они промолчали. И у женщин есть своя гордость.

Глава 20

«Две недели — это очень долго, безумно долго», — думала Пенелопа, сидя за завтраком. Она едва замечала, что именно ест, и совершенно не обращала внимания на тревожные взгляды мальчиков. В последнее время настроение у нее слишком уж часто и необъяснимо менялось, но ей казалось, что для этого имелись весьма веские причины. Мужчина, которого она любила, помог ей с переездом в более просторный и лучше обставленный дом — теперь он снова назывался Уэрлок-Хаус, — а затем оставил ее, чтобы «привести в порядок кое-какие дела». Но ведь две недели — вполне достаточный срок, чтобы привести в порядок дела, какие бы они ни были? Так где же он? Почему не приходит?