Юлия Леонова - Звезда Любви

Под аплодисменты присутствующих оперная дива вышла к роялю, чуть склонила голову, принимая дань уважения ее таланту, и запела.

Павел, наблюдая за женой, что так и застыла при первых же нотах, взятых итальянской певицей, не мог отвести глаз. Ее лицо в эти минуты выражало такой неподдельный восторг, что он невольно залюбовался и ярким румянцем, и восторженным блеском карих глаз. Как же она красива сейчас, когда так увлечена дивным исполнением оперной арии! А ведь ей только семнадцать, красота ее еще только расцветает, вот лет через пять она станет совершенно неотразимой, а главное, к ней придет осознание своей красоты, — вздохнул Шеховской. Будет ли она тогда с таким же восторгом смотреть на него? Будет ли так, как сейчас, желать его, или же остынет к нему, превратившись в бездушную светскую кокетку, привыкшую играть чужими страстями с чувствами? Два дня тому назад отец заговорил с ним о наследнике, но Павел даже слушать его не захотел. Жюли еще так молода, успеется, — отрезал он. Он мечтал на будущий год показать ей Европу, повезти ее в Рим, Париж, Вену, но сейчас вдруг отчего-то захотелось изменить свое решение, привязать ее к себе узами покрепче любви. Любовь ведь может и пройти, — думал он, — но никакая мать, если она мать, а не кукушка, не оставит свое дитя, и почему-то он ни минуты не сомневался в том, что Юленька будет хорошей матерью их детям.

Во время выступления итальянки к ним подсел Александр Михайлович Гедеонов. Директор императорских театров восторженно внимал пению сеньоры Гризи, и, пожалуй, аплодировал громче всех, когда ее выступление закончилось.

— Юлия Львовна, — обратился он к молодой княгине, — я поведал графу Шереметеву о Вашем чудном таланте. Прошу Вас, не откажите, спойте!

— Мне, право, даже неловко, — смутилась Жюли, оглядываясь на супруга.

— Спойте, mon ange! — улыбнулся Шеховской. — Покажите итальянцам, как умеют петь у нас в России.

— Ну, если Вы настаиваете… — улыбнулась Жюли. — Только что же мне спеть?

— Спойте "Гори, гори, моя звезда…", — попросил Гедеонов.

— Но кто будет аккомпанировать? Право, я сама не сильна в том, — растерялась Юленька.

— Позвольте мне, — подошел к ним стоящий чуть поодаль молодой человек.

— Юлия Львовна, позвольте представить Вам автора сего произведения, — улыбнулся Гедеонов, — Булахов Петр Петрович, прошу любить и жаловать!

— К вашим услугам, — склонил голову молодой композитор. — Прошу Вас, Ваше сиятельство! — указал он рукой на рояль.

Волнуясь до дрожи в коленях, Юленька вышла к роялю. Взгляды присутствующих устремились на нее.

— Господа, — вышел вперед граф Шереметев, — княгиня Шеховская любезно согласилась исполнить для нас романс Петра Петровича "Гори, гори, моя звезда…".

Булахов заиграл вступление. Я не смогу, — мелькнула было паническая мысль, но встретившись взглядом с серыми глазами супруга, она ощутила, как на нее снизошло спокойствие. Разве ж может она не суметь, когда он так смотрит на нее? И она запела — не для них, собравшихся здесь, для него, единственного.

Краем глаза она видела, как замерла итальянка, прислушиваясь, потом тихо заговорила с Шереметевым быстро жестикулируя. Отведя глаза от итальянской примы, она скользнула глазами по лицам гостей, внимающих ей с удивлением.

— Браво! Браво! — раздалось со всех сторон, когда она допела последнюю ноту.

— Юлия Львовна, — поднялся из-за рояля Булахов, — благодарю Вас! Это лучшее исполнение романса, что мне довелось слышать, — с чувством произнес он, склоняясь над ее рукой.

Юленька огляделась. Сеньора Гризи явно торопилась покинуть блестящее собрание, но тепло ей улыбнулась и кивнула головой, прощаясь. Сквозь толпу окруживших ее поклонников к княгине уже пробирался граф Шереметев.

— Юлия Львовна, голубушка, от всего сердца благодарю! Вот уж действительно порадовали!

— Ну что Вы, Ваше сиятельство, право, не стоит, — улыбнулась Жюли.

— Сеньора Гризи просила Вам передать, что Вы непременно должны поехать в Италию. Такой дивный голос, как Ваш, нуждается в огранке, Вы можете достичь небывалых высот мастерства.

— Благодарю, — смутилась Жюли. — Мне слава и известность без надобности, я вполне счастлива тем, что имею.

Павел собрался подойти к жене, но чье-то легкое прикосновение к рукаву его мундира заставило остановиться.

— Павел Николаевич, добрый вечер, — улыбнулась ему Александра Радзинская. — Какой сюрприз, однако! — указала она глазами на Жюли.

— Да, Алекс, жизнь наша полна сюрпризов, — задумчиво ответил Шеховской.

— Но мне не понятно: как вышло так, что супругу Вашу Юлией Львовной, а не Анной зовут?

— Анна Быстрицкая — сценический псевдоним, — улыбнулся Поль. — Жюли — дочь наших соседей по имению в Липецкой губернии.

Александра широко распахнула глаза.

— Однако как же Вы не признали ее на том вечере у нас?

— Это долгая история, Алекс, — усмехнулся Павел.

— Пожалейте меня, Павел Николаевич, — я умру от любопытства!

Склонившись к Радзинской, Шеховской вполголоса коротко поведал ей обо всех событиях, приведших его под венец с Жюли.

— Это так романтично! — не удержалась Алекс.

— Вы считаете меня романтиком?! — приподнял бровь Павел.

— Более того, влюбленным романтиком! И не отпирайтесь! — рассмеялась Александра. — Представляете, какую ужасную ошибку мы бы с Вами совершили, если бы поддались на уговоры родителей?

— Вы правы Алекс, во всем правы.

Юленька, которой поначалу бурная светская жизнь и развлечения были в новинку, как-то быстро устала от бесконечных праздников. Вот вроде и без труда давалась ей та роль, которую на нее накладывало ее положение супруги князя Шеховского, тем более, что все домашние хлопоты по-прежнему лежали на плечах ее свекрови, но в какой-то момент вся эта жизнь с ее ослепительным блеском, интригами и сплетнями вдруг показалась ей не настоящей, насквозь фальшивой. Как можно так жить? — недоумевала она. — Впустую, бездумно в вечной праздности.

Как-то после обеда, сидя у себя в будуаре, она разбирала почту. Приглашение, еще одно приглашение… Боже! Как хочется тишины и покоя. Задумавшись и уставившись невидящим взглядом в окно, она не заметила, как неслышно открылась дверь, и, тихо ступая по толстому ковру, в комнату вошел Павел и остановился за ее спиной. Тонкая рука ее с зажатым между пальцами письмом безвольно свисала с подлокотника. Юля выглядела печальной, задумчивой, в тонких чертах легко читалась усталость. Шеховской осторожно коснулся ее плеча.

— Жюли, mon coeur (сердце мое), что с тобой? Ты не захворала? — обеспокоенно спросил он, и его горячая рука скользнула на прохладный лоб жены.