Людмила Сурская - Норильск - Затон

— Тимофей, это будет кощунством, — выпил воды Дубов. — Ни черта что-то не берёт тот коньяк. Не пьянею.

— Думаешь, с воды развезёт? — усмехнулся Лукьян.

— Я буду отстаивать храм. Колокольному звону там самое место. — Опустил тяжёлую ладонь на стол Тимофей.

— Я согласен, сейчас думаю, это получится, — кивнул Дубов.

— Я тоже, считаю, храму там сподручнее будет, а ещё лучше монастырь. — Покашлял в кулак Волков. Зона отдыха не правильно. Такое чувство, как будто меня ограбили.

— Место себе готовишь для замаливания грехов, — съязвил не упустив случая Дубов.

— А хоть бы и так, — с горечью выкрикнул тот. — Я профессор, учёный… Искупил я, искупил…

— Ладно вам препираться, Илья, «Волк». Я решил, значит сделаю. — Глянул на них тяжёлым взглядом Мозговой.

— Помощь нужна будет, звони, — вздохнул Илья.

Мозговой постучал пустой рюмкой о столешницу.

— Справлюсь. Когда будем закладку делать, мы с Лизой всех вас вызовем.

Дубов кивнул.

— Молитвы читать инокам самое там место. Грехи людские замаливать и молиться за прах безвинно убиенных.

— Что, Борис, смотришь? — вскинулся на друга детства Мозговой.

— Это была Лиза? — с трудом вымолвил тот, тыча пальцем в пустой стул Елизаветы Александровны.

Мозговой подцепил на вилку кружок огурца, сыр, опустил на кусок батона.

— Дошло. Нашёл я Лизу, сын у нас Илья и внук Тимоша.

— Всё так же очаровательна…

— Была бы ещё очаровательнее, если бы не ты мерзавец, — прошипел Мозговой оглядываясь. Он не хотел, чтоб слышала Лиза, но не получилось, она как раз зашла.

— Мы заложники своего времени, — вздохнула вернувшаяся Елизавета Александровна. — Обняв Мозгового за плечи. — Песчинки в вихре страстей. Лизонька, выключи ты это коллективное сумасшествие, — показала она снохе на телевизор. Одни с народом воевали, эти с памятниками и страной. Чем им камень помешал, непонятно. Они, что лучше революционеров что ли, которые сносили царской эпохи монументы. Получается один к одному, разве не так, разницы не вижу. Одни гниды давят других, не за лучшую жизнь для народа, а за место под солнцем.

— У нас есть учёный психиатр, пусть расскажет… — ввернул Дубов.

Волков усмехнулся:

— Если вы сидите тут, то там вероятно три категории людей. Те, кому это нужно, кому заплатили и идиоты. Есть ещё правда любопытные, такие в любом организованном сборище рады поучаствовать. Зеваки тоже шли мимо, чего б не заглянуть и не посмотреть.

Но Мозговой спрашивал уже о другом:

— Вот объясни, с точки зрения науки, почему, Лиза, Илья, Таня, я узнаваемы, а вас с Борисом с большим трудом можно признать? Портрет прошлого и настоящего разнится. Отчего такое происходит?

— Это ощущения людей к многомерности времени, ценят ли они прошлое, хранят ли воспоминания, — покатал мякиш в пальцах «Волк».

— В смысле?

— Если человек хорошо узнаваем — перед нами «хранитель прошлого». А если узнаваем с трудом, то перед нами человек, который, скорее всего, не любит вспоминать былое.

— Значит, вы с Борисом пытались это прошлое забыть, так я понимаю? — уточнил Мозговой.

— Получается так.

— Муторно на душе, этот с танка наворочает сейчас, а умоется слезами и кровью народ, — вылил в себя ещё порцию спиртного Волков.

— Россия, непременно переживёт и эти испытания, зубы поломает не без того, но дрянь выплюнет. Беда в том, что до счастливого конца не все опять дойдут. — Болью выдохнул Тимофей.

— Мы на новом витке времени вновь, — согласился и Борис. — Странно, что сейчас мы на одной волне гоним.

— Чего ж тут странного-то? — вспылил Илья. — Один влез в дерьмо, укатав нас в мох и жижу болотную.

— Ты прав, а другой сам в той жиже торчал рядом с нами с винтовкой промеж ног. — Поддержал друга Тимофей.

— Эту ложь уже издалека чувствуем и не лезем больше в те грязевые ванны. — Давайте ещё по одной ухватил бутылку Лукьян. — Тяжёлое было время. Я невинно осуждённых много повидал. Сначала не разбирался и верил любому бреду. А потом расплющил зенки-то. Большинство, считая себя обречёнными вынуждены были подписывать протоколы допросов, а фактически нести на себя напраслину. Да и ладно бы на себя, а то клеветать на других невинных. Естественно, шли на это после физических и нравственных мук. Сил не хватало переносить. Потом, правда, пытались отречься от своих показаний, но, как правило, безрезультатно. Понятно, какой суд их ждал, но многие не дождались и такого. Их судьбы вершили заочно «тройки». Но были и стойкие, кто отказывался подписывать, терпеливо снося пытки и решив, лучше умереть от побоев, чем клепать на себя. Хотя встречались и такие, кто торопился раз залетел сам, посадить как можно больше и строчил, строчил… Вы то мелкота, так побочный эффект, просто под жернова угодили. Убирали целенаправленно, обезглавливая армию, промышленность, забивая науку. Это я уж позже разобрался. Когда годы мозги вставили и архивы открыли. А тогда, на «Затоне», я считал, что честно исполняю свой долг. Гну к земле злодеев и врагов. Нет, не подумайте, не оправдываюсь. Просто констатирую факты.

— Разливай.

Лиза почти не слушала их, погрузившись в переживания и прошлое, которое вдруг захлестнули её с головой. Она закрыла глаза, пытаясь вспомнить, как они, с подружкой возвращаясь с танцев увидев на углу зловещие тени, спрятались под штабелем досок. Надеясь, что те пройдут мимо, и они благополучно пойдут домой. Но голоса не затихли, а наоборот приблизились вплотную к ним. Девчонки напугались не на шутку. И только когда «злодеи» сели на доски и оторопело, озираясь, заговорили, Лиза поняла свою ошибку, это был Тимка, Илья и Борис. Они возмущались тому обстоятельству, куда могли подеваться девчонки? Маячили же перед глазами и вдруг исчезли, как по волшебству. Лиза захихикала, зажимая рот рукой, но из укрытия не вышла. Стыдно было признаться, что испугалась. И вот сейчас они опять, как и в молодости вместе сидят перед ней. Опять трое.

— Хватит сердце рвать и нервы оголять, допивайте до конца давайте и пора расходиться, — поднялась, стряхнув воспоминания, она. — Поздно. Вечер в окно бьёт.

— Ты права Лиза, — согласился с женой Тимофей.

— Илья Семёнович вызови машину, пусть развезут страдальцев, — прошептал на ухо Дубову зять.

— Цепями к сердцу приковала, — всхлипнул пьяный Борис, не спуская глаз с неё.

— Угореть можно, — отмахнулась презрительно она.

— Правда Лиза, Лизавета, так и есть, — ныл Борис.

— Молчи уж, пока Тимофей тебе бока не намял спьяну, — шикнула та.

Проводив непрошенных гостей до прибывшей к подъезду машины и рассказав адреса пассажиров водителю и охране, Седлер, вернувшись, наехал, не вытерпев на родителей: