Жюльетта Бенцони - Искатели приключений: откровения истории

– О, она вполне протянет до эшафота, не беспокойся, гражданин!

– Будем надеяться, будем надеяться, – расхохотался Мишони, пытаясь сгладить реакцию друга.

– Посмотрим! – отозвалась женщина.

Субботу и воскресенье Ружевиль провел в лихорадочном возбуждении. Запершись у Софи, он ходил взад-вперед по саду, не в состоянии заняться чем-нибудь, даже присесть на минуту. Время шло, а нервы его не успокаивались. Час приближался, и его все больше охватывали самые дурные предчувствия. А если королева сочтет бегство грехом? Вдруг кто-нибудь из охраны изменит свое решение? Не обнаружит ли что-нибудь надзирательница? Не сорвется ли план в последний момент? Сможет ли Мишони провести экипаж? Если, если, если… Каждая фраза сверлила мозг молодого человека.

– Если ты не успокоишься, Александр, – спокойно сказала наблюдавшая за ним Софи, – ты придешь к понедельнику в такое нервное состояние, что сам будешь ни на что не годен. Ты должен попробовать поспать.

Она снова помогла ему! Это было самым мудрым решением. Он бросился к Софи и страстно ее расцеловал.

– Ты, как всегда, права… Я ненадолго прилягу. Сон, я думаю, не придет, но немного спокойствия – это в духе настоящего кавалера.

Понедельник был решающим днем для королевы. Она вдруг совершенно успокоилась, мучительные тревоги и отчаяние как-то сразу отступили. Часы, которые, как она считала, будут последними в ее заключении, длились, казалось, целый век. Но, слыша, как ходит в коридоре Жильбер, видя постоянно улыбку Розали, она ободрялась. И она набралась достаточно мужества, чтобы встретить достойно в конце дня телегу смерти… Для королевы то был мучительный момент.

Жара стояла невыносимая, и, несмотря на открытые окна, в отделении женщин воздух был очень тяжелый. Настала ночь, часы на башне исправно отбивали каждый час; королева у своего окна, подобно другим заключенным, слушала ужасающие звуки тюрьмы.

Вечер, однако, не принес тишины. Существовал обычай для тех, кого на следующий день вызывали в Революционный трибунал, то есть на смерть, приглашать на ужин своих товарищей по тюрьме. Обычно ужины проходили в безумном веселье. Погружались в вино, пели, часто мешая вино с любовью, пытаясь вырвать у жизни последние мгновенья счастья.

У открытого окна королева слушала эти песни, этот смех, и сердце ее наполнялось неземным чувством упоения и восхищения бывшими своими придворными, хорошо знающими, что их ждет назавтра. Вот в Сите часы пробили одиннадцать. К воротам подъехал экипаж. Вот и звуки в коридоре, свет пробивается из-под двери. Королева обернулась. Мишони и Ружевиль, сопровождаемые Жильбером и Дюфреном, вошли в камеру. Они ослепили королеву принесенным с собой светом.

– Вы еще не ложились, гражданка? – спросил Мишони. – Это хорошо, так как мы пришли за вами.

– Куда вы меня ведете?

– В Тампль! Муниципалитет решил вас перевести туда из-за вашего самочувствия, и я вас туда препровождаю.

– Смогу я увидеть моих детей?

– Мне об этом ничего не известно, – отвечал Мишони с непроницаемым лицом. – Извольте приготовиться.

– Я готова. Розали пришлет мне мои вещи.

Девушка вышла из-за спин мужчин, накинула королеве на плечи шаль, а потом с блеском в глазах поцеловала ей руку.

– Бог сохранит Ваше величество, – прошептала она. Растроганная королева быстро ее поцеловала, затем сказала уже спокойнее:

– Я иду за вами, господа.

Она покинула камеру, идя между Жильбером и Дюфреном, возглавлял процессию Мишони, замыкал – Ружевиль. Ситуация совершенно вскружила голову последнему. Вышли в переднюю тюрьмы, где их поджидал с факелами Ришар. Старая разбитая колымага, казалось, приехала из средних веков. Королева несколько раз глубоко вдохнула свежий воздух, пытаясь прочистить легкие.

Пришлось остановиться. Ришар пошел искать ключи, и Мишони с ним. Добряку казалось, что смена тюрьмы заключенной – самое простое дело, но он всего не учел.

Уже два охранника отпирали ворота, когда за спинами у них раздался ледяной голос:

– У тебя, гражданин Мишони, естественно, есть приказ Конвента забрать вдову Капетинга в Тампль.

Холодная рука сжала горло Ружевиля. К ним приближалась жена Ареля, гадко улыбаясь.

– Он со мной, – авторитетно заявил Мишони. – У меня сейчас нет времени его искать!

– Но для тебя было бы лучше… и для всех здесь присутствующих, чтобы время нашлось, – вкрадчиво произнесла, она. Потом повернулась к консьержу и охране. – Вы знаете, что значит для вас, для всех нас, если у гражданина Мишони нет… если вдруг он не везет заключенную в Тампль… Итак…

Консьерж Ришар и охранники побелели, как полотно. Жена Ареля повысила голос:

– Вы хотите познакомиться с гильотиной?

– Это смешно! – прервал Мишони. – Все здесь присутствующие меня хорошо знают, и никто не сомневается в моей гражданственности! Ты меня оскорбляешь, гражданка, и я не такой человек, чтобы покорно сносить подобные намеки!

– Я принесу тебе любые извинения, какие ты потребуешь, гражданин, когда ты покажешь мне бумагу. Если речь не идет о той бумажке, которую гражданин Ришар нашел в кармане Жильбера…

Мишони посмотрел на Ружевиля. Тот был бледен, готов сражаться, но ничего нельзя было уже сделать. Они были безоружны, враги многочисленны, а оба охранника королевы едва держались на ногах и были также бледны. Итак, сейчас все поменяются местами… Молчание было невыносимым. Королева поняла ситуацию.

– Будет лучше, если вы поищете бумагу, господин Мишони. Это вас, быть может, немного успокоит. Что же до меня, то у меня много Бремени и терпения. Отведите меня в мою камеру!

Она отвернулась, чтобы не видеть выражения лица Ружевиля, затем, подняв голову, без трепета повернулась и пошла назад в тюрьму; за ней поспешно бросились Жильбер и Дюфрен. Все остальные были поражены, только жена Ареля наблюдала всю сцену со злобной усмешкой.

– Это прекрасно, – промолвил наконец шевалье. – Мы тоже идем.

Очутившись на улице, в жарком воздухе лета, они смотрели друг на друга с безнадежностью.

– Шанс упущен, – с отчаянием произнес Ружевиль. – Мишони покачал головой.

– Навсегда. Ты должен испариться. Тебя теперь будут повсюду искать.

– А ты?

– Я останусь на своем месте и… сделаю глупость. Я вернусь к Софи, не заботься обо мне. Ты должен попробовать бежать, один. Это твой единственный шанс.

В полном молчании друзья пожали друг другу руки. Мишони сел в экипаж, а Ружевиль растворился в ночи.

Следующим утром все было раскрыто. Жандарм Жильбер сошел с ума: принялся писать доклад своему полковнику Дюмеснилю, описал историю с цветком и бумагой и подробно все шесть дней! Не обошел он молчанием и поведение Дюфрена. Комитет гражданского спасения перевел королеву в другую камеру, еще более страшную и охранявшуюся день и ночь. Мучения ее продолжались еще полтора месяца, после чего она умерла на эшафоте.