Мэри Бэлоу - Последний вальс

Наслаждался ли граф ощущением своего превосходства? Или ему просто не было до нее никакого дела? Судя по всему, он уже привык к демонстрации собственной власти.

— Да, милорд, — холодно ответила Кристина, и ее руки, лежащие на коленях, сжались в кулаки.

— В таком случае обсудим детали завтра утром, — произнес граф. — Скажем, после завтрака в библиотеке.

— Я приду, — сказала графиня.

По утрам она всегда проводила время с дочерьми. Она организовала свою жизнь так, чтобы ничто не могло лишить ее драгоценных мгновений общения с девочками. Обитатели Торнвуда придерживались деревенского уклада — ужинали рано, чтобы графиня могла лично уложить дочек спать. Сегодня ужинали непривычно поздно. Кристина поднялась с места.

— Тетя Ханна? Мэг? — обратилась она к родственницам. — Я полагаю, нам пора оставить его сиятельство и позволить ему выпить портвейна.

Однако граф тихо засмеялся и тоже поднялся со своего места.

— Если его сиятельство оставят наедине с портвейном, — произнес он, — он может заснуть прямо в столовой. Я пойду в гостиную с вами.

Граф вновь вел под руку леди Ханну, но, войдя в гостиную, пожилая женщина подошла к пианино, чтобы выбрать для Маргарет подходящее музыкальное произведение. Кристина заняла привычное место у камина и вытащила из корзинки рукоделие.

Граф Уонстед остановился перед ней.

— Вы расстроены, — произнес он. — Вы хотели, чтобы я остался в столовой выпить портвейна. Но мне кажется, на самом деле вы желаете, чтобы я остался в Лондоне или — что еще предпочтительнее — в Монреале.

Ошеломленная Кристина вскинула голову.

— Мы ужинали почти на час позже, чем обычно, милорд, — произнесла она. — Мои дочери отправятся в постель через пять минут. — Женщина взглянула на часы, тикающие на каминной полке. — А меня рядом с ними нет.

— Я вам помешал? — тихо спросил граф. — Так идите к детям, ради Бога. С какой стати мне вас задерживать? Потому что ваше общество привлекательно?

Или потому, что как хозяин дома он вполне мог потребовать, чтобы она разливала чай, когда слуги принесут поднос с чашками. Гилберт никогда не позволял ей отправиться в детскую, пока ему не нальют вторую чашку чаю.

Не обратив внимания на оскорбление и явную неприязнь графа, Кристина поднялась с кресла и присела в реверансе.

— Благодарю вас, милорд, — произнесла она.

Покидая гостиную, она чувствовала на себе прожигающий насквозь взгляд графа. Маргарет начала играть Баха.

Если бы только Родни остался жив, думала Кристина, поднимаясь по лестнице. Если бы только у Гилберта был еще один кузен, старше Джерарда. Если бы только она не поехала в Лондон в тот год, когда ей исполнилось восемнадцать. Если бы только она не пошла на тот бал. Если бы только…

Но жизнь состоит из кажущихся мелкими и незначительными событий, из которых в конечном итоге и складывается цепочка человеческой жизни. И изменить что-либо в ее цепочке уже невозможно. Она привела Кристину к этому тяжелому дню. Теперь она зависела от графа Уонстеда — до боли знакомый титул. Только теперь обладателем этого титула был не Гилберт. А Джерард Перси.

Если бы только на этом месте оказался какой-нибудь другой человек.

Но все останется так, как есть, и Кристине придется жить с этим. И мириться с его присутствием в Торнвуде на Рождество.

Глава 3

Граф Уонстед раздумывал над тем, не совершил ли он ошибку, приехав в Торнвуд. Эта мысль пришла ему в голову — или ему ее навязали? — под влиянием момента. Он продолжал рассылать приглашения в соответствии со списком, составленным с помощью друзей. Это оказалось достаточно просто — Джерард получил только два отказа, потому что у людей были иные планы на Рождество. Но Дженнет и Эндрю Кэмпбеллы чрезвычайно обрадовались приглашению, равно как и Колин и Джорди Стюарты — братья и бывшие компаньоны Джерарда, ныне отошедшие от дел. Лиззи Гейнор пришла в восторг — по крайней мере так сообщила Джерарду ее весьма неуклюжая младшая сестра — и теперь собиралась приехать в Торнвуд с сестрой и овдовевшей матерью. Так что на праздник ожидалось двадцать человек гостей, не считая четверых детей.

Джерард воодушевленно строил планы, радуясь возможности неспешно обдумать вопрос, касающийся женитьбы и выбора невесты, но только до тех пор, пока не приехал в Торнвуд, где тотчас же погрузился в атмосферу мрака и уныния.

Только теперь поздно сожалеть о содеянном.

Его сиятельство поднялся затемно, проведя бессонную ночь в роскошной спальне бывшего графа. Дверь, ведущая из его гардеробной в спальню графини, была заперта — об этом сообщил ему камердинер. Он не стал спрашивать, пользуется ли графиня этой гардеробной и спальней, но мысль о том, что все еще пользуется, беспокоила его. Лежа в постели, граф не переставал думать о том, как она раздевается в соседней комнате. А еще о том, что вчера вечером использовал любую возможность, чтобы нагрубить ей. Обычно он не обращался с женщинами столь неучтиво. Даже с теми, кого недолюбливал.

Сегодня нужно вести себя вежливее, думал граф. Несмотря на утренний холод, он не приказал принести еще угля и не позвал камердинера, чтобы тот помог ему побриться и одеться. Он чувствовал себя слишком тревожно, чтобы ждать кого-либо или вообще оставаться в доме. Надев костюм для верховой езды, граф вышел на мороз, видя лишь облачка пара, вырывавшиеся изо рта, и ничего более. Но это не доставляло ему неудобства, ведь он давно привык к суровым погодным условиям. Граф прогулялся по парку, отметив, что тот содержится в полном порядке. Только вот цветочные клумбы были пусты в это время года. Миновав ряды деревьев, он направился к озеру, расположенному к востоку от дома. Оно еще не совсем замерзло, хотя ледяные узоры опоясывали его кромку и тянулись к центру, почти соприкасаясь друг с другом. Если морозы сохранятся, через неделю — как раз к Рождеству — озеро окончательно замерзнет, а лед окрепнет.

Граф вспомнил, как был жестоко избит дядей за катание на коньках без позволения. На него донес Гилберт или Родни. Хотя скорее всего Гилберт. Докладывать о проступках кузена было вполне в его духе, и дядя Джерарда всегда впадал в ярость, слыша подобное. Впрочем, ему были свойственны и вспышки неожиданной щедрости. В такие моменты дядя брал племянника на охоту и рыбалку, забывая о собственных сыновьях, и давал ему весьма внушительные суммы карманных денег. А затем снова бил его при малейшем намеке на проступок, крича на весь дом и обзывая сыном потаскухи. Жизнь в Торнвуде никогда не была размеренной и по-настоящему счастливой.