Роксана Гедеон - Великий страх

– Нехорошо, дамочка! Очень нехорошо убегать от патриотов!

– Вам, сударыня, не мешало бы пожертвовать чем-нибудь для третьего сословия.

Мерзкая ручища одного из них потянулась к моим золотым сережкам:

– Хорошая вещица, правда, ребята?

Я поняла, что им нужно, и невольный вздох вырвался у меня из груди.

– Безусловно, – выдохнула я, – безусловно, господа, вы кое-что получите.

Я поспешно сняла серьги, отдала их этим трем негодяям.

– Вот теперь бегите. Вы сделали хороший вклад в дело патриотов, нация вас не забудет. Вы отличная дамочка.

Хохоча, они пошли прочь, обмениваясь грубыми замечаниями. Оскорбленная, страдая от собственного бессилия, я смотрела им вслед, сжимая кулаки. Тяжелее всего было сознавать, что сейчас никто и ничто не может остановить этих мерзавцев, что нынче обращаться в полицию или взывать к правосудию так же глупо и безнадежно, как сопротивляться грабителям.

Правительство может быть каким угодно скверным. Но есть на свете вещь – и это я знала точно – гораздо худшая. Это уничтожение всякого правительства. Мы жили нынче именно в такое время.

Был первый час ночи 14 июля. В доме стояла тишина, и только Жанно хрипло посапывал во сне. Я подошла к постели, губами прикоснулась ко лбу ребенка. Жар был меньше, чем час назад, но малыш горел, и сон у него был тяжелый. Жанно сбросил с себя одеяло, спутанные волосы разметались по подушке, дыхание его было прерывистым, маленькие губы обметало. Сдерживая слезы, я присела рядом, не зная уже, что делать.

Сутки назад, укладывая Жанно спать, я почувствовала, что лоб ребенка необычно горячий. Потом начался непрерывный сухой кашель, от которого мальчик синел и задыхался. Полураздетая Полина, нянька Жанно, среди ночи побежала за врачом, а я осталась с сыном. Толковых врачей разыскать было трудно, королевский лейб-медик Лассон, к услугам которого я привыкла, был в Версале, и Полина привела какого-то аптекаря, оставившего для Жанно какой-то белый порошок, совершенно, впрочем, бесполезный. День прошел ужасно. Жанно кашлял так, что я опасалась за его жизнь. Сердце у меня разрывалось от боли. Сейчас, ночью, я была совсем одна. Полина еще вечером отправилась в Версаль за доктором, а также Маргаритой и Денизой, в услугах которых я нуждалась. Аврора спала в соседней комнате. Меня окружали только мрак и тишина, и беспокойство мое все возрастало. Не в силах сдержать волнения, я поднялась и, ломая руки, зашагала из угла в угол. Черт побери, куда делась эта проклятая Полина?

Эту девушку, провинциалку, приехавшую из Берри, я наняла два месяца назад для присмотра за Жанно и Авророй. Полина мне нравилась, несмотря на свое легкомыслие, кокетство и постоянные заигрывания с мужчинами. Это была яркая, красивая девушка, на год старше меня. И все-таки я, наверно, в ней ошибалась… Может быть, вместо того, чтобы мчаться в Версаль и искать Лассона, она тратит мои луидоры в кабаке с каким-нибудь офицером?.. Тысяча чертей, уже половина второго! Будь я проклята, если не уволю эту девку завтра же утром!

Я закрыла лицо ладонями, сознавая, что собираюсь сделать глупость. Конечно, Полина не виновата, она никак не могла вернуться к этому часу, это случится минут через сорок, а то и больше. До Версаля не так уж близко, а если учесть нынешнее положение в столице и ее окрестностях, то для поездок нужны упорство и мужество.

Плач Жанно заставил меня опомниться. Я бросилась к кроватке, порывисто склонилась над ребенком:

– Я здесь, моя радость, я здесь, я всегда с тобой. Увы, мое присутствие помогало мало. Жанно плакал так жалобно, что я готова была закричать от бессилия и отчаяния. Он бормотал какие-то слова, но, как я ни старалась, ничего не могла понять. Опасаясь, как бы снова не начался кашель, я заставила его проглотить сладкую ментоловую пастилку и напоила липовым чаем:

– Сейчас, любовь моя, тебе сейчас же станет легче. Твоя мама будет рядом, она не отдаст тебя болезни.

Я прилегла рядом с ним, осторожно укрыла одеялом. Жанно затих, снова забывшись тяжелым сном, но его личико, которое я ощущала на своей груди, было очень горячим, я чувствовала его жар даже сквозь свою одежду. Он опасно болен, наверняка… Святой Боже, все святые апостолы, что же я должна сделать, чтобы это прекратилось, чтобы Жанно не страдал? Теперь я не могла даже плакать, чтобы не потревожить уснувшего мальчика. Отчаявшись, я стала молиться, но слова молитвы показались мне такими пустыми и бессмысленными, что я умолкла.

Пальчики Жанно лежали в моей руке и казались такими горячими… Внизу хлопнула дверь. Я не шелохнулась, думая, что мне это померещилось. Но вслед за этим раздался приглушенный голос Полины и насмешливый, веселый баритон Эсташа Лассона.

– Слава Богу! – сказала я шепотом, сбегая по лестнице. – Я думала, что вы умерли!

– Никому не давал повода так думать, мадам. Я примчался сюда по первому же зову, и, кажется, это обойдется вам не меньше чем в десять луидоров.

Меня это не интересовало. С лихорадочным нетерпением я наблюдала, как Лассон тщательно моет руки, потом схватила его за рукав и потащила наверх.

– Как вы спешите, мадам! Не волнуйтесь, я уверен, с ребенком ничего страшного. Кровь Бурбонов, смешанная со свежей кровью аристократии, обычно рождает отменное здоровье и долголетие.

– Сейчас не время для острот! Умоляю вас, быстрее, вы просто несносны в своей медлительности!

Лассон долго слушал мальчика с помощью своей медицинской трубки, выслушивал все шумы сердца и хрипы в груди, проверял пульс и зрачки. Я стояла молча, полностью доверяя ему. Он отложил трубку и повернулся ко мне.

– Ну? – прошептала я.

– Нужно сделать небольшое кровопускание, мадам. Вы, мадемуазель, – он обратился к Полине, – вы должны помогать мне.

– Кровопускание? – проговорила я в ужасе. – Боже, пускать кровь такому маленькому! Вы убьете его. Нет-нет, я ни за что не позво…

Не вступая со мной в разговоры, Лассон довольно грубо взял меня за плечи и, вытолкнув за порог, крепко запер за собой дверь.

– Ужасно не люблю мамаш, которые вмешиваются не в свое дело.

– Вы не смеете так делать! – закричала я, изо всех сил дергая дверь.

– А вас никто и не спрашивает.

Я в бессилии присела на мягкий пуф, прислушиваясь ко всему, что происходило в комнате. К моему удивлению, Жанно не плакал, я слышала только его жалобное бормотание. Потом дверь отворилась, выпорхнула Полина с миской крови, а за ней, вытирая руки, вышел Лассон.

– Вы сидели тихо, мадам. Это весьма похвально.

– Что с ребенком?

– Все в порядке. Кровь пущена, через два часа жар спадет, и лихорадка прекратится. Лекарства я оставил на столике, мадемуазель Полина знает, когда и что принимать. Там пилюли и Доверов порошок…