Филиппа Грегори - Колдунья

Она шла, время от времени спотыкаясь, глаза опустив вниз, стараясь не сбиться с овечьей тропки. Порой тихонько постанывала, словно животное, попавшее в ловушку на долгую темную ночь.

— Как же мне отомстить? — вслух рассуждала она. — Как же мне отомстить? Как научиться выдерживать всю эту грязь, холод и голод?

Девушка остановилась на краю пустоши, у небольшой пирамиды из камней, которую сложили пастухи, чтобы не заблудиться. Она присела на один из камней, оперлась спиной об остальные, закрыла глаза и подняла к солнцу лицо, искаженное гримасой страдания.

Через несколько секунд она открыла глаза и, сощурившись, посмотрела на юг. Плоская равнина тянулась к горизонту, украшенному множеством оттенков зеленого — от темно-зеленых, буйно растущих вокруг трясины мхов до желтоватых чахлых трав, кое-как пробившихся из каменистой почвы. Корни вереска и увядшие цветы давали бледно-серый и бледно-зеленый тона, создавая унылый пейзаж неброской, изысканной красоты — наполовину пастбище, наполовину пустыня. Свежие темно-зеленые побеги вереска венчали бледные, как легкий иней, соцветия. Элис вгляделась в даль. К ней твердой и решительной походкой приближался человек, шотландский плед был переброшен через плечо. Элис в смятении встала на ноги, готовая в любую секунду повернуться и бежать прочь. Заметив ее движение, мужчина зычным голосом закричал, и ветер, дующий здесь даже в самые тихие дни, подхватил его крик. До девушки донеслись слова:

— Элис! Подожди! Это я!

Она опустила руку в карман, на теплые бусины четок, и пробормотала:

— О господи.

Затем снова уселась на камни и стала ждать, когда он подойдет, не отрывая глаз от его стремительной фигуры.

За четыре года Том пополнел и раздался в плечах. Когда она ушла в монастырь, он был еще тринадцатилетним мальчишкой, этакий худой и нескладный, но по-своему красивый жеребенок. Теперь это был крепко сложенный, плотный мужчина. Когда он предстал перед ней, Элис увидела, как загорело и обветрилось его лицо, которое все было покрыто красными звездочками лопнувших вен. Однако взгляд его синих глаз остался таким же пронзительным.

— Элис, — произнес он. — Я догадался, что ты и есть та новая девушка у Моры. И сразу захотел встретиться.

— Твоя ферма в другой стороне, — сухо отозвалась она.

Его лицо покраснело еще больше.

— Я должен был отнести в Троухедс ягненка, — сообщил он. — А теперь иду обратно.

Элис внимательно на него посмотрела.

— Тебе никогда не удавалось обмануть меня, Том.

— Это все Лиза, — пояснил он, опустив голову. — Она постоянно следит за мной.

Его грубые башмаки переступали в толстом слое пыли.

— Лиза? — удивилась Элис. — Кто такая Лиза?

Том опустился на камень рядом с ней и взглянул туда, откуда пришел.

— Лиза — моя супруга, — просто ответил он. — Меня женили сразу, как только ты приняла постриг.

Девушка вздрогнула, словно ее кто-то ущипнул, и тихо промолвила:

— А я и не знала. Мне никто не сказал.

Том пожал плечами.

— Я хотел сказать тебе, но… — Он умолк на несколько секунд и добавил: — Но какой смысл?

Элис отвернулась и сжала четки в кармане так крепко, что стало больно пальцам.

— Я не представляла тебя женатым, — заявила она. — Надо было догадаться, что ты когда-нибудь создашь семью. Ведь я сама советовала тебе это, но, если честно, не верила, что ты женишься.

Том снова пожал плечами.

— А ты изменилась. Стала крупнее и выше ростом. Но глаза все такие же. Тебя что, подстригли?

— Да, — подтвердила Элис и плотней натянула платок на бритую голову.

— А какие красивые были волосы, как из золота, — вздохнул Том, словно прощался с ними навсегда.

Снова повисло молчание. Наконец Элис подняла голову и спросила:

— Тебя женили, как только я стала монашкой?

Том кивнул.

— Твои родители еще живы?

Он опять кивнул.

Лицо Элис смягчилось, она искала у друга детства сочувствия и надеялась на его помощь.

— Со мной тогда поступили жестоко, — осторожно начала она. — Я была совсем еще ребенком, а меня заставили жить с чужими людьми.

По лицу Тома было видно, что ему горько слышать это.

— Родители думали, что так будет лучше, — тихо произнес он. — Искали мне девушку с приданым. Считали, что поступили с тобой справедливо и что у нас нет будущего. Откуда им было знать, что аббатство сожгут, а ты окажешься без дома и без мужа?

— И в страшной опасности, — заметила Элис. — Если солдаты вернутся, меня схватят и надругаются. Держи в секрете, что я была в монастыре, хорошо?

Бросив на нее взгляд, который был понятен и без слов, Том вскричал, сдерживая гнев:

— Лучше умереть, чем увидеть, как тебя обижают! И ты знаешь это! Ты всегда это знала! Ты для меня единственная, другой никогда не будет.

— Мне не следует слушать это, — прервала его Элис.

Он вздохнул, принимая упрек.

— Я сохраню твою тайну. В деревне известно лишь, что у Моры новая ученица. Она и раньше говорила, что ей нужна девушка для тяжелой работы. Никто и не подумал, что это ты. Про тебя все забыли. Прошел слух, что все монахини погибли.

— Тогда почему ты пришел сюда? — удивилась Элис.

Том поежился, грубая кожа на его лице покраснела как кирпич.

— Надеялся выяснить подробности. Если бы ты погибла, я бы знал об этом. — Он ударил себя кулаком в грудь. — Вот здесь, где моя боль от разлуки с тобой. Если бы ты погибла, боль бы исчезла… или стало бы болеть иначе. Я бы сразу понял, что ты умерла.

Эту преданность девушка приняла как должное, она просто кивнула и поинтересовалась:

— А как ты живешь с женой? Тебе хорошо с ней? У вас есть дети?

— Мальчик и девочка, — равнодушно сообщил Том и затих; в его голосе слышалась тоска четырехлетней разлуки. — Девочка иногда очень напоминает тебя. И еще один ребенок умер.

Элис снова повернула к нему свое личико в форме сердечка.

— Я чувствовала, что встречусь с тобой, — сказала она. — Ты должен помочь мне сбежать отсюда.

Ее голос, такой пронзительный и нежный, казался ему пением ангела. Сердце Тома беспомощно затрепетало.

— А я все ломал голову, как услужить тебе! — воскликнул он. — Как помочь уйти от этой проклятой ведьмы, бросить ее хибару! Но я не знаю, что придумать. Лиза глаз не спускает с фермы, она считает весь наш заработок до последнего пенса. Что она, что мать — два сапога пара. Даже сейчас, пока я сижу здесь с тобой, я рискую.

— Ради меня ты готов был рисковать чем угодно, — напомнила Элис.

Том уставился на мозоли на своей ладони. Он угрюмо поковырял заскорузлым пальцем твердую кожу и печально ответил: