Ева Наду - И пусть их будет много

— Мадемуазель де Керуаль не замужем. И она вольна распоряжаться собой, как ей заблагорассудится. А вы носите мое имя. И я не позволю…

— О, Филипп, — она с недоверием и ужасом смотрела на мужа. — То, что вы говорите — невозможно. Чудовищно. Вас не волнует то, что случилось с моей жизнью! Вас волнует имя? А что такое имя — если за ним не стоит человек, личность?

— Что такое имя?? — взревел граф де Грасьен. — С ним мои предки шли на смерть. Это имя до сих пор с уважением произносили и мои друзья, и мои враги. Вы же оставляете мне от него одни лохмотья, и смеете утверждать, что оно для вас ничего не значит?!!

— Тише, дорогие мои, я примирю вас.

Жосслен де Мориньер обернулся к Клементине.

— Сударыня, согласие, которое вы только что дали…

— Я его еще не давала…

— Вы его дали, — мягко возразил Мориньер. — Но, чтобы вам обоим было проще, у меня есть кое-что еще.

Он, словно волшебник, достал из рукава камзола сложенный лист бумаги, увидев который Клементина побледнела, а Филипп покраснел.

— Королевская печать, — прошептала Клементина.

Что она ей несет?

— Жосслен, вы не сказали мне, что получили письмо от его величества? — с укором воскликнул Филипп.

— Не сказал. Потому что я его не получал. Послание предназначено для вашей жены. А она не могла вам об этом сообщить, потому что сама только что узнала о его существовании. — В его словах было столько резона, что к ним не могли бы придраться самые взыскательные судьи.

Мориньер протянул письмо Клементине. Она взяла его осторожно, едва превозмогая вновь охватившее ее волнение. С трудом справилась с печатью.

"Мадам де Грасьен, которая не однажды доставляла Нам радость своим очарованием и которая столь же часто находилась так близко к тому, чтобы вызвать Наше неудовольствие.

Мадам!

Велико было Наше разочарование, когда много месяцев назад вы по желанию вашего супруга и, увы, с Нашего соизволения покинули Вашего Короля. Тем более велико Наше огорчение сейчас, когда Мы узнали о тех трудностях, что постигли вас.

Нам следовало, зная вашу импульсивную натуру, приказать вам не покидать Парижа. Тогда, может быть, вам удалось бы избежать того, что так усложняет теперь вашу жизнь. С другой стороны, Мы довольны этим, ибо это дает Нам шанс получить для Короны верного слугу, столь же предусмотрительного и дипломатичного, сколь и очаровательного.

Мы отдельно говорим о предусмотрительности, ибо известный вам человек, ваш друг, убедил Нас, что ваша натура претерпела значительные изменения. А это качество чрезвычайно потребуется Вам на том поприще, которое Мы имеем вам предложить.

Мадам!

Вам предлагается незамедлительно прибыть в Фонтенбло вместе с вашими сложностями, чтобы принять титулы и честь, которые Мы вам гарантируем. Надеемся вскоре увидеть вас здоровой и счастливой при Нашем дворе. Будьте готовы к тому, что вам нескоро придется вернуться в Грасьен. Надеемся также, что изменения, которые последуют в вашей жизни будут радовать вас более, чем огорчать.

P.S. Передайте графу де Грасьен, что Мы ждем его с не меньшим нетерпением и милостью и рассчитываем разрешить проблему ко всеобщему удовлетворению".

Клементина долго смотрела на размашистую королевскую подпись. Потом молча подала послание мужу.

Тот быстро пробежал глазами письмо.

— И вы молчали о нем? Что ж, граф, вы знаете, что приказ короля для меня закон, необсуждаемый и нерушимый.

Он вернул Клементине письмо и быстро вышел из комнаты.

— И вы молчали о нем! — укоризненно воскликнула Клементина. — Для чего вы разыгрывали эту недостойную дворянина комедию, прекрасно зная, что все заранее решено?

— Мне было нужно, чтобы вы сами приняли решение — вы и ваш муж. Письмо призвано лишь рассеять ваши последние сомнения.

— А что бы вы сделали, если бы я не приняла вашего предложения? Что, если бы я предпочла отправиться в монастырь?

— Я бы счел вас дурочкой, а письмо бы порвал, — отозвался он, улыбаясь.

— Порвали бы письмо короля? Вы шутите?

Улыбка на мгновение сошла с его лица. Он пристально взглянул на Клементину. И та вдруг почувствовала, как неистово заколотилось сердце.

"Поистине, этот человек слишком хорошо умеет влиять на окружающих, — подумала она, стараясь справиться с непонятным беспокойством. — Ах, если бы он не знал своей силы!"

Мориньер прошелся по комнате, выглянул в окно. Увидел, как Филипп размашистым шагом пересек двор в направлении конюшен. Снова возвратился к Клементине.

Она молча наблюдала за его перемещениями, старалась обнаружить хоть самую малую толику ответного волнения. Но ничего, кроме холодной, бесконечной уверенности. Только легкий укор, смягчаемый вернувшейся на лицо улыбкой.

— Графиня, я просил бы вас впредь более серьезно относиться к моим словам, так как недоверие теперь всего лишь оскорбительно, недоверие же через некоторое время станет еще и чрезвычайно опасным.

— Хорошо, — сдавленно произнесла Клементина, злясь на саму себя за свою глупую, необъяснимую реакцию. — Но мы в таком случае не договорили. Вы не объяснили мне мои обязанности. И вы ничего не сказали о судьбе моей дочери. Вы рассказали королю о ней? Вы сказали, кто ее отец?

Жосслен вернулся в удобное кресло. Уселся, снова закинул ногу на ногу.

— Я сказал, что это моя дочь.

Он произнес это беззаботно, с потрясшей Клементину легкостью.

Он смеялся. Он был доволен. Он приглашал ее посмеяться вместе с ним.

Как ей понять его? Клементина продолжала слушать. Путалась в собственных мыслях. Бесполезно пыталась проникнуть за эту завесу довольства и беспечности.

Он улыбался, а ей в каждом слове слышалась бесконечная ирония, ужасная насмешка над всеми ее чувствами. Она смотрела и не сомневалась, что все, что она сейчас видит и слышит — превосходно разыгранный спектакль, в котором нет ни одного лишнего слова или жеста.

— Я рассказал его величеству о своей непреодолимой страсти к вам. Я говорил о том, что ваша девочка — плод нашей любви. И я не могу позволить, чтобы она чувствовала себя обделенной. Я умолял его величество быть милосердным. И он не смог отказать. С присущей ему добротой король захотел стать крестным отцом нашей крошке. Он, правда, решил зарегистрировать ее, не упоминая в документах моего имени, но разве это так важно? Когда имеешь такого крестного, многое становится несущественным, не так ли? И разве не прекрасное будущее открывается перед вашей незаконнорожденной дочерью?

— Отчего же "не упоминая"? Если все так, как вы говорите…