Патриция Райс - Грезы наяву

Глава 25

Несколько дней они избегали друг друга. Алекс проводил все время в капитанской каюте, где мог находиться рядом с кузеном. Он мало спал, почти не ел, восполняя силы только за счет бренди, запасы которого стремительно таяли.

В свободное время, когда возле больного дежурили другие, Алекс обычно сидел в кают-компании. Находясь тут, он мог быть уверен, что Хэндерсон не уединился снова с его женой. Зато бессонные ночи он целиком посвящал горестным размышлениям.

Пьянство, в сочетании со злостью и растущим желанием, были смертельной комбинацией. Об этом Алекс догадался на третий день после того, как кончилось бренди. Вместо того чтобы обрести счастье, он перерезал себе глотку. Да и того не сумел сделать как следует, не сумел покончить со всем сразу и теперь медленно истекал кровью. Всякий раз, встречая Эвелин, видя, как испуганно отворачивает она лицо, Алекс цепенел от злости и лютой муки.

Самое худшее заключалось в том, что им негде было поговорить наедине, выяснить, что же происходит между ними, высказать друг другу все, что накопилось. А накопилось немало. Не распинаться же в своих чувствах перед толпой матросов, перед родственниками и друзьями! Наглухо закрытый котел взаимных обид медленно и неотвратимо закипал.

Здоровье Эверетта, несмотря на лечение и постоянный уход, не улучшалось. Оставалось уповать только на то, чтобы ему не стало хуже. Алекс про себя решил, что сейчас граф отчаянно цепляется за жизнь, чтобы еще раз увидеть Дейдру и дочь. Но что будет, когда это произойдет? Останутся ли у него тогда силы? И не станет ли эта встреча последней?

Как-то утром Эвелин, увидев Алекса, выходившего из каюты графа, застыла, словно пораженная громом. На лице мужа сквозь обычную холодную суровость проступали печаль и боль. В неверном свете лампы — Эвелин подумала, что ошиблась, — среди смоляной густоты его волос сверкнули серебристые нити. Заметив ее, он усмехнулся, но не надменно, а устало и горестно. А ей вдруг отчаянно захотелось прижать его к себе, обнять и не отпускать… Сама не поняла, как не бросилась к нему. Она не винила Алекса за то, что произошло той ночью. Он сам винил себя. И что теперь можно исправить, даже призвав на помощь весь здравый смысл? Эвелин верила в то, что Алекс способен измениться, способен довериться ей и ответить тем же чувством, которое она испытывала к нему. Но верил ли он сам?

Поэтому она и отводила взгляд. Не хотела, чтобы он заметил свет прощения… и блеск желания в ее глазах. Не хотела, чтобы понял, как низко она пала. Настолько низко, что готова простить ему все, что было между ними. У него и без того хватало забот. Пусть думает, что он свободен, если ему так нравится… Но он и был свободен. Это она приковала себя к нему своим сердцем.

Лондон показался на горизонте в один из хмурых дней середины декабря. И так велико было общее облегчение, что, будто в ответ на него, яркий солнечный луч упал с небес как раз в тот момент, когда «Нептун» входил в устье Темзы. Эвелин, удерживая на груди складки плаща, смотрела, как сверкнули на миг белые башни Тауэра, чтобы снова исчезнуть в сером мареве. Она знала, что чуть дальше находится здание парламента, где будет решаться судьба ее родины. И помолилась, чтобы краткий солнечный луч оказался хорошим знаком.

Джейкоб, стоя рядом с ней, без устали вертел головой, пытаясь разглядеть все сразу: башни и шпили вдалеке, своды огромного моста над головой, корабли, проплывавшие мимо. Когда показался порт, он даже рот разинул от удивления. Массивные строения складов и доков тянулись до самого горизонта. И нигде ни деревца, ни кустика. Это был Лондон, пока непонятный и немного пугающий.

Спустившись с капитанского мостика, к ним присоединился Алекс. Аманда находилась в каюте с графом, а Хэндерсон решил, что самое время переупаковать свои сундуки. Легко разгадав то, что волновало сейчас мальчика, Алекс потрепал его по плечу.

— Ничего, привыкнешь. Лондон — это, по сути, множество городов, собранных в одном месте. Постепенно узнаешь, какой из них где. На Флит-стрит расположены всякие издательства, банки сосредоточены вокруг Чипсайда, это в старом городе. Есть еще Друри-лэйн, где почти в каждом доме театр. Это на границе старого и нового города… Будем ходить в Сент-Джеймс, там есть большой парк, почти как у вас, в Бостоне. Только овец там не пасут.

Эвелин слышала ласковые и ободряющие потки в его голосе и понимала, что все это говорится для Джейкоба. Ее улицы и огромные здания не пугали. Она больше опасалась людей, и здесь Алекс не мог дать ей никаких гарантий. Ясно, что придется жить в его доме, среди его родственников. Как-то они примут его американскую жену, которая и женой ему уже не была? Может, он сразу собирается объявить о разводе. Вот вытянутся у них лица!

Его рука осторожно коснулась ее плеча, потом пальцы нежно провели по завитку волос на затылке.

— Сейчас мы отправимся в Грэнвилл-хаус. Там живут Эверетт с женой, но есть несколько комнат, которые они держат для меня. У Аманды и Джейкоба будут свои комнаты, а вот с нами дело сложнее… Дейдре сейчас хватит забот с болезнью Эверетта, и я не хочу осложнять ее жизнь нашими проблемами. Да и трудно будет ей все объяснить…

Он замолчал. Эвелин кивнула, соглашаясь, и дрожь пробежала по всему телу. Но не от холода. Она смотрела вниз, на мутную воду, и больше всего на свете хотела, чтобы он обнял ее, прижал к себе, сказал, что все будет в порядке. В конце концов, она должна радоваться — сколько бы им ни осталось быть вместе, но он пришел и стоит сейчас рядом, совсем близко. И пусть у нее лучше отмерзнет ухо, чем она станет поправлять капюшон и заставит его убрать руку.

Как только причалили, сразу послали за экипажем, и Эвелин спустилась вниз — помочь матери с последними приготовлениями. Алекс настоял, что Эверетт должен явиться домой в подобающем виде, и с помощью нескольких матросов занимался этим в каюте больного. Когда прибыл экипаж, лорд Грэнвилл был при полном параде и даже понимал, что он наконец дома, хотя почти беспрерывно кашлял.

В другое время элегантное, сверкающее лаком и полированной медью ландо с широкими остекленными окнами произвело бы на Эвелин впечатление. Но сейчас она была занята тем, чтобы поскорее довести ослабевшего графа до экипажа и поудобнее разместить на подушках. Джейкоб, по привычке, занял место рядом с облаченным в ливрею кучером. А учтивый, в безупречно черном сюртуке лакей помог забраться внутрь Аманде.

Когда Эвелин уселась напротив графа, тот открыл глаза и, многозначительно подмигнув ей, еле слышно произнес:

— Не совсем, как у вас, а?..

— Конечно. Было бы скучно, если бы все везде выглядело одинаково, — согласилась Эвелин.