Виктория Холт - Виктория – королева Английская

Так он и лежал, мечтая о прошлом, а красивый голос мисс Честер был то голосом Пердиты, то голосом Флоризеля. В то время его звали Флоризелем, а Мэри Робинсон так и осталась Пердитой. Но он больше не принц Флоризель.

Он вздохнул, и мисс Честер остановилась, чтобы взглянуть на него.

– Вы читаете прекрасно… прекрасно, – пробормотал он.

– Благодаря вас, сир.

– И сейчас вы, наверное, немного устали?

– Нет, сир, если Ваше Величество желает, я продолжу.

– Я не должен быть эгоистом.

Она подумала о том, какой он обаятельный – даже здесь, лежа в своей постели, без элегантного галстука, скрывающего его раздувшуюся шею, гора мяса под шелковым покрывалом. Его голос оставался музыкальным, и он обладал способностью заставить любую женщину почувствовать, что она важна для него.

– Могу ли я откланяться, Ваше Величество?

– Конечно, и приходите завтра опять.

Когда она ушла, он немного подремал и вздрогнул, когда его разбудил слуга, стоящий у постели.

– Сир, приехал герцог Камберленд.

– Камберленд! Из Германии? Где он?

– Он в гостиной, сир. Я сказал ему, что сообщу Вашему Величеству о его приезде.

– Пригласите его. Нет, подождите. – Его пальцы коснулись шелковой куртки, бывшей на нем. Камберленд не должен видеть его в таком виде впервые после такого долгого перерыва. – Принесите мне мой халат. И парик. Светло-каштановый.

Ему помогли вылезти из постели. Он выглядел по-другому и чувствовал себя по-другому в парике и халате. Ему нужна только одежда, чтобы выглядеть как настоящий король. Георг осмотрел себя в зеркале. Он был бледен, чего никогда не любил.

– Чуточку краски на лицо, – сказал он.

– Да, сир.

Ну, вот, теперь лучше.

– Я пойду в свою гардеробную, – сказал Георг, – приведите герцога Камберленда туда.

Они смотрели друг на друга. Георг не хотел, чтобы Эрнест знал, насколько плохо он стал видеть и что брат представляет для него некую расплывчатую фигуру. Эрнест выглядел удивительно зловещим, но таким он был всегда из-за потери глаза.

– Эрнест, дорогой мой, – он раскрыл объятия, и они обнялись.

– Георг! Ты выглядишь лучше, чем меня заставили думать.

– О, эти слухи. Приятно тебя видеть. Я не знал, что ты в Англии. Скажи, как Фредерика? Как мой юный тезка, а?

– Хорошо, и они шлют свои уважение и любовь Вашему Величеству. Они заставили меня поклясться, что я попрошу тебя… вскоре их принять.

– Они здесь?

– Пока нет. Я приехал раньше них. Я слышал такие россказни о твоей болезни. Кажется, что мы не виделись так давно. Я подумал, что теперь, когда умер Фредерик… ты, возможно, почувствовал необходимость в небольшом общении с братом.

– Я ужасно скучаю по нему. Ты знаешь, как мы были преданы друг другу.

– Да, вы всегда были вместе. Признаюсь тебе сейчас, Георг, я всегда испытывал легкую ревность.

– Только не ты, Эрнест!

– О, я знаю, что не проявлял ее. Я был гордым. Я был высокомерным. Но у меня такое высокое мнение о самом себе, что я не мог понять, почему ты выбрал Фреда своим любимым братом.

Король рассмеялся. Он почувствовал себя лучше. Семейная дружба хороша. Георг всегда хотел быть в наилучших отношениях со своими братьями. Он никогда не поддерживал тесных связей с Эрнестом, но это, несомненно, происходило потому, что Эрнест нечасто бывал дома. После того ужасного случая в его апартаментах, когда его камердинер покончил с собой – потому что произошло именно это, несмотря на все попытки прессы и врагов Эрнеста очернить его и изобразить убийцей, – по просьбе Георга он приехал в Брайтон, чтобы прийти в себя. Единственным братом, которого король не любил, был герцог Кентский, и это в значительной степени было вызвано тем, что король считал, что он помог раскрыть скандал по поводу Фредерика и его любовницы Мэри-Энн Кларк, который ужасно расстроил Фреда и привел к тому, что тот потерял пост командующего сухопутными силами.

– Да, – сказал король, – Фред и я были одного возраста. Между нами разница всего в год. Мы жили в детской вместе. Ты немного моложе.

– На шесть лет.

– Значит, я был уже большим мальчиком, когда появился ты.

– Это действительно так. Помню, когда впервые обратил на тебя внимание. Я думал, что ты самый важный человек на свете.

– Уверен, что я бы согласился с этим, – сказал король со смехом.

Все оказалось легко, подумал Эрнест, он не против дружбы. Георг стал вызывать жалость. Конечно, он остался прежним Георгом, гигантом – и не только в одном смысле этого слова, – но что он делает здесь, в этом загородном доме, ведя уединенную жизнь? Не похоже на Георга прятаться от мира моды. Но он больше не может конкурировать со щеголями и отошел от острословов и любителей приключений, потому что стар и устал и постоянно болен.

«Бедный старый Георг, – думал Эрнест. – Я бы дал ему максимум еще примерно год жизни».

– Ты собираешься остаться в Англии? – спросил король.

– Это зависит от твоих желаний.

– Моих?

– Я размышлял. Мы – одна семья. Фред ушел, все мы стареем. Жаль, что мало бываем вместе. Я отложу свое решение о возвращении, пока у тебя не будет возможности познакомиться со мной поближе. Если сочтешь меня скучным и неприятным человеком, только скажи мне об этом.

– Дорогой Эрнест, разве такое возможно? Я буду рад, если ты останешься здесь.

– Именно на это я и надеялся. Я не позволял себе оставаться в неведении о том, что происходило, пока меня не было в стране. Я смогу обсуждать дела с тобой, если ты захочешь… о, только как простой человек.

– Это было бы хорошо. Всегда полезно обсуждать дела с друзьями за пределами правительства.

Эрнест кивнул. Он жаждал принять участие в делах, давать советы королю, направлять его, руководить им, быть теневым королем до тех пор, пока не сможет выступить вперед и не наденет корону в открытую.

– Я думал об Уильяме, – продолжал Эрнест, – о том, как он себя чувствует. Я слышал довольно тревожные сообщения.

– Об Уильяме?

– Ты знаешь, как распространяются слухи. Я слышал, что он ведет себя странным образом – демонстрирует неуместное веселье, даже на похоронах Фредерика. Я не верю, конечно. Но слышал, как говорили, что смерть Фредерика ударила Уильяму в голову. Он уже почти называет себя королем Уильямом.

– Это чушь. Уильям слишком сильно любит меня, я уверен. Тешу себя мыслью о том, что значу для него больше, чем корона. И, клянусь Богом, Эрнест, могу тебя заверить в том, что Шекспир был недалек от истины: действительно неспокойна голова, носящая корону. Если бы я думал, что в этих слухах об Уильяме что-то есть, то дал бы ему знать… быстро.

– Бедный Уильям, он всегда был немного шутом. Эрнест внимательно следил за королем. Насколько он привязан к Уильяму? Как далеко можно зайти со своей критикой?