Жюльетта Бенцони - Фиора и король Франции

— Никогда! Клянусь спасением моей души, я никогда не желала вашей смерти! Для этого мне надо было потерять рассудок!

— Или быть очень ловкой. Вы не урожденная флорентийка, мадам, но вы ею стали, и кажется, что в деле интриги для вас нет никаких секретов! Не будете же вы отрицать, что прошлым летом написали письмо, которое передали папскому легату в Авиньоне?

— Кардиналу делла Ровере? Конечно, сир, и я не собираюсь это отрицать.

— К кому было написано это письмо?

— К любимой подруге, которая помогла мне выйти живой из Рима, добраться до Флоренции и некоторым образом спасти жизнь монсеньору Лоренцо: сеньоре Катарине Сфорца, графине Риарио…

— Что такого срочного хотели вы ей сообщить?

— Передать мои запоздалые слова благодарности. Впрочем, я написала это письмо по настоятельной просьбе кардинала.

— Как все естественно! — произнес король, пожав плечами. — А почему делла Ровере попросил вас об этом?

— Все довольно просто. Он очень любит свою кузину, и ему показалось, что на нее обрушились большие неприятности из-за той помощи, которую она мне оказала. И кардинал захотел, чтобы я заверила донну Катарину в своей признательности и пообещала поговорить с королем о том, чтобы он вмешался и прекратил войну между Римом и Флоренцией.

— Поговорить очень просто: убив «старого черта»— а именно так написано в вашем письме, — что это лишит Флоренцию ценной помощи пушками и золотом…

— Я никогда не писала ничего подобного! — воскликнула Фьора. — И с какой стати мне это нужно?

— В надежде, что папа даст вам больше того, что вы потеряли со смертью Бельтрами! Смотрите!

И король вынул из широкого рукава лист бумаги, который, видимо, много путешествовал, потому что его сгибы обтерлись и почернели, а зеленая печать совсем раскрошилась. Он протянул бумагу Фьоре.

— Ведь это ваше письмо? Это же ваш почерк? И печать тоже ваша: зеленый воск с тремя незабудками, которые вы сами выбрали, как вашу личную эмблему?

Письмо и вправду как две капли воды было похоже на то, которое она отдала Джулиано делла Ровере. Это был ее собственный почерк, ее маленькая зеленая печать, но текст был совершенно другой, и Фьора побледнела, когда начала читать, потому что она держала в руках свой смертный приговор. Она читала и перечитывала это письмо, чтобы убедиться, что глаза не обманывают ее и что она не сходит с ума:

«… и я заверяю его святейшество и ваше преосвященство в моей глубокой преданности, на которую вы всегда можете рассчитывать. Через несколько месяцев, потому что мне надо связаться с рядом мятежников на нашей бургундской территории, занятой врагом, я сделаю так, что старый черт, который и так давно заслуживает адского огня, перестанет вредить великому делу святейшего отца. Франция, которой будет править ребенок, перестанет наконец-то надоедать принцам, жалкой копией которых является ее теперешний король».

Дальше следовала, как и надо было ожидать, просьба о плате за услугу. Фьора подняла на короля испуганный взгляд, но ее глаза были при этом ясны, и рука не дрожала.

— Король на самом деле считает меня способной написать такую мерзость? Меня, которая ненавидит все окружение папы, за единственным исключением в лице донны Катарины?

— Вы — женщина, и женщина красивая. Такие, как вы, способны на все, чтобы заиметь много денег, что даст возможность заниматься только своей красотой, которая, впрочем, скоро проходит, и создавать ей достойное обрамление.

— Я богата и не нуждаюсь в подачках от папы. Монсеньор Лоренцо отдал мне почти все, чем я владела раньше. И после этого я почему-то присоединилась к тем, кто хочет его гибели? — Фьора понимала, что столь слабый довод вряд ли убедит Людовика в ее невиновности.

— Война между Флоренцией и папой далеко не закончена.

Происходит много сражений, и город Красной лилии теряет силы, а Рим их приобретает. С самого начала силы были слишком неравны, и я очень опасаюсь…

— Тогда, — пылко сказала Фьора, — чего же вы ждете и не поможете им? Пошлите солдат, золота, но не дайте Флоренции погибнуть!

Подобие улыбки появилось на тонких губах Людовика XI, и он несколько раз хлопнул в ладоши:

— Браво! В вас пропадает отличная актриса, донна Фьора!

Даже я мог бы попасться на это. Все это так подкупает!

Эта презрительная улыбка подействовала на Фьору сильнее, чем любой приступ гнева. Она опустилась на колени:

— Тогда казните меня, сир! Лишите жизни, но не оскорбляйте! Клянусь моим ребенком, что я не писала этого письма!

— Вы забываете, что однажды уже писали мне, сравнить очень просто…

— А разве это не может быть подлогом? Папа и его клика готовы на все, и у него есть много людей, способных подделать все, что угодно! Как… какими словами и какую клятву мне вам дать в том, что я не писала этой гнусности!

Неожиданно из глубины памяти к ней пришло решение.

— Сир! Один человек был рядом со мною, когда я писала свое письмо.

— Кто же?

— Госпожа Леонарда. Признаюсь, я потратила много сил на то, чтобы составить это письмо, отнюдь не из-за высказанных в нем дружеских чувств и признательности, а потому, что я осмеливалась вмешиваться в вашу политику и обещала просить вас положить конец этой войне, на что я не имела никакого права.

— Хорошо хоть, что вы осознаете это, — с осуждением произнес Людовик. — Вы говорите, госпожа Леонарда?

— Да, сир!

Король хлопнул в ладоши, и на пороге появился тот слуга, который привел Фьору. Подозвав его повелительным жестом, Людовик что-то тихо прошептал ему на ухо. Слуга кивнул в знак того, что все понял, и так же быстро покинул комнату. Король, казалось, несколько смягчился, но все же еще недовольно покусывал нижнюю губу, посматривая на стоящую перед ним женщину.

— В любом случае, — сказал он, — вы уже однажды писали мне письмо, в котором была ложь. Помните, перед вашей поездкой в Париж? Неужели вы станете доказывать, что это сплошная ложь?

Фьора опустила голову и вспомнила о словах Оливье ле Дема. Если он знал, что она родила девочку, то король тем более тоже об этом знал.

— Признаюсь, сир. Я солгала!

— А! — воскликнул он с торжеством. — Вам случается и признаваться! Скажите мне, где вы были всю эту долгую зиму?

Фьора подняла голову: она не могла отказываться от своей плоти, даже если это будет ей стоить жизни.

— Сначала в Париже, и в этом я вам не солгала. Затем в Сюрене, в маленьком владении моего родственника Агноло Нарди, молочного брата моего отца. Там я родила девочку, которой сейчас занимаются Агноло и его жена Агнелла.

— Ну, вот мы и у цели! — воскликнул король, вскочив из кресла, как будто там была пружина, и принялся расхаживать вдоль камина. — Дочь! А от кого этот ребенок? Не надо мне говорить, я и сам знаю: от вашего супруга, Филиппа де Селонже, с которым вы, несмотря на все уверения, тайно встречались!