Линда Миллер - Невеста принца

Анни нахмурилась.

— О чем ты?

— О том, — повысил голос Джосия, невзирая на яростный протест Тома, — что Гарри носит следы от кнута Сент-Джеймса на всем своем теле. А знаете, почему? Потому, что прежний принц сделал ребенка его дочери и утопил его в ручье, как бездомного котенка. Вина Гарри была в том, что он попытался спасти малыша, но замочил роскошные одежды его высочества.

Анни опять почувствовала слабость в коленях и постаралась собраться с силами.

— Прежний принц, должно быть, был ужасным человеком, — признала она. — Но Рафаэль порядочный и справедливый. Он никогда не сделает ничего подобного.

Джосия упрямо пожал плечами и проговорил:

— Грехи отцов…

Инстинктивно Анни прижала руку к своему животу. Если грехи передаются от поколения к поколению, то и хорошее тоже передается… Своему сыну или дочери Рафаэль передаст в наследство честь, гордость, храбрость.

В глазах Тома, когда он перевел взгляд с лица Анни на ее руку и обратно, промелькнуло нечто похожее на понимание, а потом на жалость.

Анни, не в силах терпеть, выскочила из лазарета. В первый раз с тех пор, как она определила себе роль сиделки, она уклонилась от выполнения своего долга.

Двор уже опустел, только зловещая виселица оставалась по-прежнему на месте.

Анни с радостью сожгла бы ее, но знала, что это ничего не решит.

Она прошла мимо виселицы, потом пересекла деревню, которая сегодня казалась вымершей, и направилась к пригорку на кладбище. Здесь, радом с другими Сент-Джеймсами, была похоронена жена Рафаэля, принцесса Джорджиана. Анни не остановилась возле ее могилы, она обогнула холм и пошла туда, где хоронили менее значительных персон.

В стороне шестеро солдат предавали земле своего мятежного товарища Питера Мэтленда. Их лица были сосредоточены и угрюмы, и Анни не поняла, переживают ли они из-за смерти этого человека. Рядом возвышался холмик сырой земли, под которым лежал Джереми Ковингтон.

Анни почувствовала легкий озноб. Так много смертей, а ведь это, скорее всего, только начало.

Один из солдат посмотрел на нее.

— Вам что-нибудь нужно, мисс? — спросил он почтительно, но не без раздражения в голосе.

Сначала Анни смутилась, но потом поняла, что она здесь чужая. Не надо было лезть, куда тебя не звали.

Она покачала головой и повернула обратно.

В субботу утром ненавистная виселица была частично разобрана и вынесена на задворки, подальше от взоров приехавших на свадьбу гостей. В общем-то, уныло подумал Рафаэль, стоя у окна своего кабинета, им наплевать на виселицу.

— Рафаэль!

Он обернулся на звук негромкого женского голоса и улыбнулся, увидев Федру, которая выглядела слишком юной для невесты. Он помнил ее с косичками и ободранными коленками, хотя виделись они редко, так как он почти всю свою жизнь прожил в Англии.

Рафаэль протянул к ней руки, и она бросилась к нему в объятия, крепко обхватив его за шею. Отчаянно вцепившись в него. Он поцеловал ее в темную макушку, и она посмотрела ему в глаза.

— Ты сегодня выходишь замуж, — зачем-то сказал он.

Весь замок гудел от приготовлений к пышному торжеству.

Чуть поколебавшись, она с неясной улыбкой подтвердила:

— Да.

Он пригладил ее прекрасные волосы.

— Я знаю о твоих сомнениях, — мягко проговорил Рафаэль, — но Чандлер хороший человек, и он позаботится о тебе.

Федра кивнула. Ее глаза лихорадочно блестели, щеки пылали.

— Я буду в безопасности и счастлива, — отведя взгляд, сказала она. Потом усилием воли вновь посмотрела на Рафаэля. — Я хотела сказать, что люблю тебя, хотя мы всегда были далеко друг от друга, и мне совсем не хочется оставлять тебя здесь.

Рафаэль улыбнулся.

— Не мучай себя, дорогая, особенно в такой замечательный день. Поверь, есть кое-что похуже, чем покорность судьбе.

Хорошенькое личико Федры исказилось от бессильной ярости.

— К черту судьбу, — взорвалась она. — Будь я посильнее, я бы стукнула тебя как следует и вытащила из этой каменной гробницы.

— Увы, — остановил ее Рафаэль.

Она поникла и стала совсем маленькой.

— Увы, — повторила она. — Я не сильная. Но ты можешь хотя бы обещать, что постараешься выжить?

— Нет, — не стал он кривить душой. — Но я могу обещать не делать глупостей. Этого достаточно?

Ее ответ прозвучал как эхо прежнего ответа Рафаэля.

— Увы, — ответила она. — Но, боюсь, на большее мне не приходится рассчитывать. — Она поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. — Помни, Рафаэль, я всегда буду твоей верной подданной. И мой красивый жених.

Рафаэль нахмурился. У него с сестрой никогда не было разговора ни о чем подобном, да и с ее будущим мужем тоже. Почему же в этот радостный день она не нашла ничего лучшего, как торжественно клясться ему в верности?

Не стоит спрашивать, подумал он, улыбнувшись. Федра — женщина, а женщины — таинственные создания. У них сплошные неожиданности и секреты.

В королевской спальне стоял запах, как от свиных помоев, однако травы свое дело сделали. Золотисто-рыжие волосы Анни стали темно-каштановыми. Под свадебной фатой они ее не выдадут.

Дай Бог.

— Ужасно пахнет, — возмутилась Анни, поворачиваясь на стуле и глядя в озорные глаза Федры. — Нам повезет, если мистер Хэзлетт не отменит из-за этого венчание.

Федра рассмеялась.

— Не отменит, — успокоила она. — Чандлер рассчитывает на мое имущество. Он все стерпит, даже если от меня… от тебя будет пахнуть, как в курятнике.

Позднее мисс Ренденнон с шестью помощницами внесла в комнату Федры роскошное подвенечное платье. Притаившись за складной ширмой, Анни наблюдала, как платье аккуратно кладут на кровать принцессы, и ощутила странное возбуждение при мысли о том, что скоро она наденет его.

Однако время шло, и настроение Анни менялось… Еще этот запах от волос. Свадьба-то — не настоящая. Жених — не Рафаэль, да и она — самозванка, а не настоящая невеста.

Анни мечтала о конце рискованной авантюры, и в то же время она дорожила каждой минутой. Рафаэль сказал, что любит ее, но он исполнит свое обещание и выставит ее вон, едва все закончится. Анни не сомневалась в этом. И даже побег Федры ничего не изменит.

В час дня (Анни не смогла съесть ни кусочка ленча, который Федра великодушно разделила с ней) колокола начали радостный перезвон, который взволновал Анни, и она в одной рубашке принялась мерить шагами комнату, что-то бормоча про себя.

В половине второго Федра помогла Анни одеться, заколола ей волосы и надела на нее фату. Как они и предполагали, даже лица Анни почти нельзя было различить сквозь тонкую вуаль, а уж волосы, пусть даже немного другого оттенка, все же были достаточно темными, чтобы ввести в заблуждение любопытных.