Айрис Джоансен - Мой возлюбленный негодяй

— Он очень о вас заботится, — заметила воран, пуская своего жеребца рядом. — В мужчине это — прекрасное качество.

— Если нуждаешься в заботе.

— Не говорите глупостей. Женщине всегда нужно, чтобы о ней заботились и защищали ее.

— Вам это нужно?

— Я — воран. Обо мне заботятся мои подданные. У меня есть целая армия защитников.

— А до того, как вы стали воран?

Ана Дворак расхохоталась.

— Ну хорошо, признаюсь. Я подвесила бы за ноги мужчину, который предложил бы обо мне заботиться и меня защищать.

— Даже Грегора?

Голос воран смягчился:

— Грегор никого не слушает. Он никогда ничего не предлагает, он просто щедро дает. — Она нахмурилась. — Но я нахожусь здесь не для того, чтобы говорить о Грегоре, и не для того, чтобы отвечать на ваши вопросы.

— Вы сказали, что хотите познакомиться со мной поближе, Ваше Величество, — напомнила ей Марианна.

— Нет, я хочу другого: я хочу. чтобы вы стали любовницей Джордана.

Пораженная, Марианна широко открыла глаза:

— Извините? Я, кажется, вас не расслышала.

Ана пожала плечами:

— Я непохожа на Джордана: я не привыкла к дипломатии. Мужчинам свойственно ходить вокруг да около проблемы, хотя ее можно мгновенно решить, если действовать напрямик.

— Значит, я, по-вашему, лишь проблема, которую надо решить?

Если Ана и заметила, что голос девушки опасно дрогнул, она предпочла не обратить на это внимания и стремительно продолжала:

— Вы сердитесь на Джордана, но это легко уладить. Глупо портить себе будущее из-за мелочной ссоры в настоящем. Конечно, Джордан не может предложить вам брак, но вы найдете в нем очень щедрого покровителя.

— Ах вот как?

— А если вы не доверяете ему, я сама готова позаботиться о том, чтобы вы были обеспечены всем, когда он с вами расстанется. Я дам вам хороший доход и прекрасный дом здесь, в Кассане, Грегор говорит, что вы очень любите своего брата. Он получит прекрасное образование и возможность успешно заниматься любым делом по своему выбору, — Она встретилась взглядом с Марианной. — Может быть, вы хотите еще чего-то?

— Да. Я хочу задать вам один вопрос. — У Марианны от гнева прерывался голос. — Это он велел вам со мной поговорить?

— Джордан не может ничего мне велеть. Я сама принимаю все решения. — Она внимательно всмотрелась Марианне в лицо. — Вы очень рассердились. Кажется, вы не намерены прислушаться к разумным доводам.

— Разумным? Вы собираетесь попросту купить меня, чтобы я стала шлюхой. А если бы вам предложили такое?

— В вашей ситуации я сочла бы это прекрасным… — Она замолчала, а потом напрямик сказала: — Я не в вашей ситуации. Я хочу этого для Джордана!

— Вы совершенно такая же, как и он! — возмущенно сказала Марианна. — Для вас ничто не имеет значения, кроме ваших желаний! Все люди для вас — лишь игрушки. — Она глубоко вздохнула. — Нет, спасибо, Ваше Величество. Мне не нужен ни ваш прекрасный дом, ни ваш сын. Мне нужна только ваша помощь, чтобы вызволить Алекса, а потом — проститься с вами.

Ана взглянула на яростное лицо Марианны и сверкающие гневом глаза и подобрала поводья.

— Похоже, что тревога за брата несколько вас разволновала. Подумайте над моими словами. Я поговорю с вами позже. — Отведя взгляд, она добавила: — Я думаю, вам лучше было бы не рассказывать Джордану о нашем разговоре.

— Почему же? Он будет вам очень признателен, узнав, как вы пытались ему помочь, — прошипела Марианна.

— У меня это пока не вышло. Неудачами не хвастаются.

Воран пустила лошадь галопом и через несколько минут была уже во главе кавалькады.

Марианну так трясло, что она еле держалась в седле. Гнев. Да, это от гнева она чуть не теряет сознание. Какое ей дело до того, что воран не считает ее достойной занять постоянное место в жизни ее сына? Она, Марианна, не желает занимать в его жизни никакого места. Но как смела эта женщина разговаривать с ней в подобном тоне?

— Дыши глубже, — посоветовал ей подъехавший Грегор, — и думай о прохладной спокойной воде. Иногда помогает.

Марианна сделала долгий глубокий вдох. Но это ей не помогло.

— Что она тебе сказала?

— Она предложила мне прекрасное вознаграждение за то, что я стану любовницей ее сына.

Грегор вздохнул:

— Этого я и боялся. Ана всегда грешила чрезмерной прямотой.

— Ты называешь это прямотой? Не понимаю, как ее могли выбрать в качестве воран. Она вполне способна развязать войну, просто оказавшись в одной комнате с иностранным послом.

— Это правда, — улыбнулся он. — Но обычно она не ведет себя так прямолинейно. Сейчас ей мешают думать ее чувства. Она начинает отчаиваться.

Отчаяние. Это слово никак не подходило к той заносчивой высокомерной женщине, которая только что отъехала.

— Ты мне не веришь? Но она действительно отчаивается. — Грегор посмотрел в сторону Джордана, ехавшего впереди всех. — Она любит его. И всегда любила.

— Никто не бросает сына, если любит его по-настоящему.

— Ты такая же жестокая, как и он, — сказал Грегор. — Джордан никогда не мог ей этого простить. Когда он впервые приехал в Кассан, Ана надеялась, что со временем он смягчится, но Джордан воздвиг между ними стену отчуждения.

— И она надеялась ее сломать, используя меня? — жестко спросила Марианна. — Я не кость, чтобы швырять меня сыну как подачку.

— Ты сердишься на нее — и ты права, — сказал Грегор. — Но попытайся понять ее. Иногда она похожа на нетерпеливого ребенка. Ана прожила нелегкую жизнь и совершила много ошибок, но если понадобится, она может отдать все. Она всегда была моим другом, и лучшего я не знаю.

— Я не хочу ее понимать. Я не хочу, чтобы она была моим другом. И я не хочу стать ее очередной ошибкой, — ответила Марианна.

— Я вижу, у меня здесь ничего не получается, — печально улыбнулся Грегор. — Поеду и попробую поговорить с Аной: может, там дело пойдет лучше.

Марианна смотрела, как Грегор скачет к Ане Дворак. Что так обидело ее в словах воран? Она же всегда знала, что Джордан никогда не предложит жениться на ней! Всем известно, что герцоги должны заключать браки, достойные их высокого положения. Да она и сама не хочет быть женой такого человека, который постарается подчинить ее себе и посадить в клетку. Она гневается только потому, что эта женщина оскорбила ее сочтя не достойной быть ничем иным, кроме как игрушкой, которой сначала забавляются, а потом выбрасывают.

Она не игрушка. Она знает себе цену!

И сейчас она испытывает не боль и не обиду. Она испытывает только гнев!

— Ну и чем я на этот раз провинился? — спросил Джордан, опускаясь на овчину Марианны, расстеленную у костра. — Похоже, я совершил что-то совершенно ужасное. Ты весь день смотришь на меня как на злейшего врага.