Воспитанница любви - Тартынская Ольга

Князь уехал ни с чем. Он продолжал поиски, прибегнув к тайной полиции. Варвара Петровна случайно узнала, что Андрей тоже разыскивает Веру. Верно, отчаявшись найти, он вздумал спешно жениться на девице Изотовой. Варвара Петровна воспротивилась этому решению, понимая, что отчаяние, а не любовь движет ее сыном. Да и невеста не угодила предками: привести такую в дом – все равно что в чистый колодец плюнуть. Впрочем, Андрей скоро остыл и более того: впал в ипохондрию. Он перестал выезжать, забросил службу, целые дни проводил дома, не вылезая из халата. Читал, курил, никого к себе не подпускал. Бывало, часами в раздумье просиживал без движения. Варвара Петровна стала опасаться за его рассудок.

– А что теперь? – не утерпела Вера, прервав повествование.

Она готовилась к новой вспышке гнева, но Варвара Петровна сохранила спокойствие и ответила:

– Теперь? Вот уже второй месяц, как он заперся в тверской деревне и не велит мне приезжать. Какая мать вынесет такое?

Черты лица Вольской смягчились, казалось, она вот-вот заплачет. Однако сильная дама продолжила рассказ. Желая вывести сына из ипохондрии, Варвара Петровна снеслась с князем и приняла участие в поисках Веры. Следы вели в Петербург. У Браницкого были предположения, где ее искать. Тайная полиция прочесывала Коломну, но Варвара Петровна со своей гвардией несколько опередила действия князя, и, к счастью, весьма вовремя.

– Теперь же я отправлю тебя в имение вызволять сына. Скажешь ему, что я согласна на ваш брак… Не вижу ни восторга, ни счастья на твоем лице! – Варвара Петровна опять нахмурилась. – Думаешь, что из великой любви к тебе я попрала свои принципы? Сына спасаю! – Голос ее дрогнул. – Один он у меня остался, а ради него я и тебе в ножки поклонюсь.

– Не надобно! – вдруг звонко воскликнула Вера.

Брови Вольской поползли вверх.

– Что-о? – грозно возвысила она свой голос.

– Не надобно кланяться в ножки! И жертвы вашей не надобно! – Вера боялась сорваться на плач.

Варвара Петровна с любопытством поглядела на гостью:

– Или уже не любишь Андрея?

Вера опустила глаза:

– Люблю… очень люблю…

– Ну полно, – с неожиданным добродушием заявила вдруг Вольская. – Ты мне нравишься. Есть в тебе что-то мое. Такая же плутовка!

Оглушенная всем происходящим и пережитым, Вера не успевала следить за переменами в настроении Варвары Петровны.

– Ну, будет турусы разводить, пора князю докладываться. Отвезу тебя к опекуну, а после, будь уж так любезна, в деревню, за Андрюшенькой. Соскучилась я по нему.

– Последнее! – попросила Вера. – Княгиня Браницкая до сих пор в Италии?

Варвара Петровна презрительно фыркнула:

– Там. В католички подалась! С дури бесится. Сказывают, и Чаадаев туда же, мода у них такая: от исконной, отцовой веры отрекаться. Это все масоны да иезуиты народ мутят. А княгиня так и вовсе с ума стронулась: сказывают, в монашки решила постричься. Там, в Италии, с каким-то писателем нашим спозналась, он ее и сбил с толку.

– В монашки… – мечтательно повторила Вера.

– Должно быть, есть чего отмаливать, – заключила Варвара Петровна. – Вот и пусть лоб расшибает. А я горничную твою у нее прихватила.

Потрясенная свалившимися на нее сведениями, девушка не успела ни обдумать их, ни привыкнуть к новому повороту судьбы. Варвара Петровна спешила доставить ее опекуну. Сундучок Веры был уже пристроен, вот они сами разместились в карете, не забыв про Дуню, и, сопровождаемые верховой гвардией Варвары Петровны, двинулись по незнакомым улицам Петербурга.

– Глаза бы мои не видели эти казармы! – изрекла Вольская и впрямь закрыла глаза.

Вид у нее был изрядно утомленный: верно, затянувшиеся поиски все же не прошли даром. Дуняша так боялась важной барыни, что не смела в ее присутствии и слова произнести. Вера наконец получила возможность предаться собственным мыслям. Варвара Петровна не ошиблась: девушка не испытывала счастья, получив благословение Вольской на венчание с ее сыном. Что-то ей подсказывало, что в любой момент вздорная барыня может передумать, добившись желаемого. Но не это сдерживало ее чувства. Более всего Вера боялась, что Вольский ее не простит. Однако не было желания более страстного и нетерпеливого, чем видеть его поскорее! Пусть только одним глазком посмотреть на любимого, услышать его голос, прежде чем лишиться последней надежды под его холодным, непримиримым взглядом. Она непременно поедет и, коли это в ее силах, вернет ему интерес к жизни любой ценой. Пусть даже если потребуется отречься от себя…

Затем мысли ее перенеслись к князю, и Вера поняла, что с радостью ждет встречи с ним. Она не успела подвергнуть трезвой оценке сии чувства, поскольку Варвара Петровна возвестила:

– Вот и прибыли.

Дом князя располагался на Малой Морской улице, неподалеку от Невского проспекта. Это был роскошный дворец в три этажа с колоннами и замысловатыми фигурами на фасаде. Гостей встречал важный лакей в пудреном парике и роскошной ливрее. Отправив Дуню в людскую, он препоручил дам камердинеру князя. Тот провел их в богатую гостиную, украшенную с изрядным художественным вкусом. Ждать не пришлось: князь явился тотчас. Целуя руки дамам, он определенно волновался, судя по капелькам пота на его седоватых висках. Взглянув на воспитанницу, Браницкий тепло улыбнулся:

– Вот ты и дома, Вера. Надеюсь, более не исчезнешь. Пощади мое немолодое сердце.

Варвара Петровна, привыкшая во всем главенствовать, обратилась к князю:

– Ты уж, батюшка, Федор Сергеевич, как уговорились, отпусти Веру за Андрюшей в деревню. Я дам своих людей, Дуньку тоже пусть возьмет.

– Не ранее, чем представлю ее ко двору, любезная Варвара Петровна.

Вольская удивленно подняла брови:

– Ко двору? Это зачем же?

Мужественное лицо князя осветилось счастливой улыбкой. Он обратился к Вере с неожиданной торжественностью:

– Дитя мое, сегодня государь удовлетворил мое прошение о признании тебя дочерью и моей единственной наследницей.

– Дочерью? – еще более удивилась Варвара Петровна.

Вера молчала, не в силах выговорить что-либо. Князь продолжал:

– Варвара Петровна, теперь нет причин скрывать: Вера – моя родная дочь!

– Вот тебе на! – только и могла изречь Варвара Петровна.

Глава 6

Княжна

С трудом привыкала Вера к своей новой роли: к обращению «княжна», к почтительному обхождению прислуги, к отеческим поцелуям князя и его внимательному, любящему взгляду. Верно, князь желал искупить свою вину перед Анастасией и ее дочерью, восполнить пробел в их отношениях исключительной заботой и участием, долгими беседами вдвоем. Непривычная к такой опеке, Вера терялась, замыкалась в себе, чем весьма огорчала отца.

Вольская отбыла в Москву. Перед тем она взяла с княжны крепкое слово, что та непременно, как будет можно, отправится к Андрею в имение. В проводники был оставлен Степан, красивый парень из собственной гвардии Варвары Петровны. Однако князь не желал так скоро отпускать Веру по нескольким причинам. Во-первых, было наряжено следствие по делу Алексеева, Архиповны и Янгеля. Показания Веры были необходимы. Князю удалось добиться для дочери разрешения суда не являться лично, а дать лишь письменные показания. Во-вторых, Браницкий полагал представить Веру ко двору во время петергофского праздника в честь государыни, на котором он должен был присутствовать. В-третьих, надобно было оформить нужные бумаги, связанные с признанием отцовства. И в-четвертых, едва обретя дочь, князь вовсе не желал с ней так скоро расставаться.

Без участия детей Вольская и Браницкий решили венчать их в Москве по возвращении Веры и Андрея из имения. А после уж сами молодые должны выбрать, где им жить: в Москве или Петербурге. Вольская думала склонить их на Москву, а Браницкий надеялся, что дети непременно выберут Северную Пальмиру.

Беспрестанный интерес к ее персоне смущал Веру, новые перемены пугали, необходимость представляться императорской фамилии подавляла своей важностью. Говорить без всяких церемоний она могла теперь лишь с Дуней, с ней и отводила душу новоиспеченная княжна. В отсутствие князя они осмотрели дворец во всех подробностях, подивились роскоши, комфорту, красоте многочисленных комнат, мраморных лестниц, изваяний, каминов, окон. После Вера рассказала горничной свои приключения именно с того момента, когда она была похищена Вольским. Дуня слушала с раскрытым ртом и лишь тихонько охала и причитала: