Лоретта Чейз - Ваш скандальный нрав

– Но кто сделал это со мной? Кто он?

– Мы не знаем, – ответил гость. – У нас нет времени на то, чтобы выяснить это. Забудь о нем. Забудь об изумрудах. Ты никогда не получишь их обратно. Они вернулись в королевское хранилище, и оттуда их уже не извлечь.

– Не-ет! – Выхватив статуэтку Мадонны из шкафа, Марта запустила ее в стену. На лету статуэтка задела спинку стула и разлетелась на мелкие кусочки. – Забыть? Марта Фейзи никогда и ничего не забывает! Он даже колечка мне не оставил. Даже колечка! Ничего! Все забрал – все!

– У нее много драгоценностей, – многозначительно проговорил посланец.

Буря резко прекратилась.

– У миссис Боннард есть сапфиры, жемчуг, рубины и бриллианты, – с ледяным спокойствием промолвил мужчина. И добавил: – И разумеется, изумруды.

– Изумруды? – как зачарованная переспросила Марта. На ее лице появилось довольное выражение – так улыбаются дети, которым дают конфетку.

– Прекрасные изумруды, которые когда-то принадлежали императрице Жозефине, – подтвердил визитер. – Раздобудь письма, и тогда никто не будет возражать против того, чтобы ты заодно с ними прихватила и несколько побрякушек. Если ты в целости и сохранности доставишь письма его светлости, он подарит тебе корону с бриллиантами.

Венеция, вечер, оперный театр

Несмотря на то что сезон еще официально не начался, ложи и партер театра «Ла Фениче» были почти полны. Джеймсу было известно, что причин тому две. Отчасти зрители пришли в театр потому, что давали популярную оперу Россини «Сорока-воровка». А вторая причина заключалась в том, что в оперу пожаловала Франческа Боннард с друзьями и они заняли ряд самых дорогих лож. Так что на Франческу глазело не меньше народу, чем на сцену.

А некоторые – в Италии это дело обычное – не смотрели вообще никуда.

Джеймс знал и то, что итальянские театры коренным образом отличаются от английских. В Италии театры представляли собой нечто вроде клубов для общения. Для того чтобы вместить всех театралов, в театрах делали не только ложи, но и большие комнаты отдыха. До последнего времени гигантские фойе использовали для азартных игр. Теперь, когда азартные игры запретили, театралы были вынуждены развлекать себя нардами.

В сезон люди из общества посещали театр четыре-пять раз в неделю. И поскольку театр для многих становился практически вторым домом, то и обстановка там была соответствующая: огромные ложи обставляли мебелью, как домашние гостиные, да и использовали их в тех же целях. Из некоторых лож сцены было почти не видно.

Во время спектаклей зрители ели, пили и разговаривали. Они играли в карты, флиртовали и соблазняли. Слуги сновали взад-вперед. Для большинства зрителей опера или пьеса составляли лишь своеобразный цветовой и музыкальный фон.

Однако в некоторых важных моментах спектакля – это, например, могло быть начало знаменитой арии – аудитория замолкала и принималась слушать.

Правда, когда Джеймс вошел в ложу Франчески Боннард, подобной тишины не было. Актеры на сцене визжали и мычали, издавали другие звуки, но никто не обращал на них ни малейшего внимания.

Впрочем, и на Джеймса никто даже не взглянул. Он ничем не отличался от других слуг, облаченных в ливреи и парики, которые то и дело вносили в ложи то еду, то вино, то чью-нибудь шаль. Играть роль слуги оказалось совершенно не сложно. Те, кому они прислуживали, совсем не замечали их. Он мог бы перерезать горло кронпринцу Джилении на глазах у десятков свидетелей, и позднее ни один из них не смог бы узнать в нем убийцу. Ни один не вспомнил бы, какая на нем была ливрея, какой парик.

Джеймс был уверен в этом: уже пару раз в подобных условиях ему доводилось именно таким образом избавлять человечество от редкостной мрази.

Лоренцо тут, конечно, ни к чему. Правда, учитывая репутацию леди, можно было ожидать, что мужчина – или несколько мужчин – будет мешать ему, однако Джеймс предпочитал, чтобы «препятствие» было молодым и не слишком умным. Французский граф Маньи, имевший преимущество в виде возраста и опыта (что включало в себя способность не терять голову, причем в годы Террора – в буквальном смысле), мог представлять собой более серьезного противника.

Внимание Джеймса переключилось со златовласого мальчика на сидевшую возле него Франческу. Они занимали места в передней части ложи, причем Лоренцо был удостоен чести сидеть справа от нее. Он повернулся боком, чтобы с обожанием взирать на свою богиню. Она смотрела на сцену и делала вид, что не замечает его восхищения.

Со своего места Джеймс мог видеть ее только сзади, точнее, ее точеную шею и плечи. Цвет ее волос, уложенных в художественном беспорядке, был насыщенно-каштановым. Когда на них падал свет, на отдельных прядях вспыхивали красноватые отблески. Несколько кудряшек выбились из прически, что придавало ее облику легкую небрежность. Однако вид у нее был не такой, будто она только что встала с постели, – скорее, казалось, что она лишь недавно высвободилась из объятий любовника.

Потрясающая женщина!

И такая манящая! Даже Джеймс, искушенный в любовных делах, ощутил волнующее тепло внизу живота; его взгляд оказался прикованным к ней, а в голове начался хаос.

Да уж, должно быть, мужчины действительно сходят по ней с ума, подумал Джеймс, прикидывая, сколько она может стоить.

Его взор опустился ниже.

Ее длинную стройную шею украшало ожерелье из сапфиров и бриллиантов. Капельки таких же камней свешивались из ее изящных ушей, походивших на маленькие морские раковины. Пока Лоренцо шептал что-то ей на ухо, она позволила шали соскользнуть с плеч.

Джеймс замер.

У ее платья практически не было спинки! Должно быть, специально для него ей сшили корсет.

Теперь Джеймс видел ее плечи. На правом темнела родинка нелепой формы.

Джеймс огромным усилием воли вернул глаза в глазницы, а язык – в рот.

Да уж, фантастическая женщина, причем очень смелая, в этом можно не сомневаться. Кое-кто считал, что она достойна всех этих драгоценных камней, а это уже говорило о чем-то. Джеймс не был уверен в том, что когда-либо ему доводилось видеть такие роскошные сапфиры, а он видывал – точнее, воровал – целые горы драгоценностей. По цене они явно превосходили те изумруды, которые он много месяцев назад забрал у Марты Фейзи.

Джеймс с бутылкой в руке шагнул вперед, чтобы наполнить их бокалы.

Лоренцо, наклонившийся к ней так близко, что его золотистые кудри, казалось, вот-вот спутаются с ее каштановыми локонами, замер на мгновение, а затем нахмурился, слегка откинув голову. Вынув лорнет, он стал внимательно рассматривать ее обнаженное плечо.

– Но это же змея, – промолвил он.