С тобой мои мечты - Макголдрик Мэй

– И все же эта славная женщина осталась. Значит, графиня все-таки сумела оценить ее по достоинству.

– Думаю, это правда. – Лайон ласково погладил жену по щеке. – Что ж, раз вы нашли общий язык с миссис Макалистер, то, может быть, ты не станешь возражать, если я кое о чем тебя попрошу?

– О чем-то неприятном?

– Боюсь, что да. – Лайон устало вздохнул и откинулся на подушки. – Очень скоро нам придется устроить званый вечер. Я хочу пригласить всех местных землевладельцев и представителей здешней аристократии.

– И много их наберется?

– Около сотни. Возможно, немного больше. Миллисент тяжело вздохнула и облокотилась о спинку дивана.

– Вот уж действительно приятного мало.

– А я говорил, что прием состоится очень скоро? – Миллисент машинально кивнула, представляя огромный зал, битком набитый высокопоставленными персонами, ни одна из которых не замечает ее присутствия. – Кемпбелл говорил мне, что ты спрашивала, сколько в Баронсфорде комнат для гостей?

Миллисент посмотрела на Лайона и улыбнулась.

– Да, спрашивала.

– Нам нужен этот прием.

– Чтобы сравнить размеры замков и усадеб? – усмехнулась леди Эйтон.

– Не только. Мы накормим своих гостей до отвала, а заодно попробуем убедить их не выгонять мелких арендаторов. Постараемся уломать кое-кого из землевладельцев приютить у себя семьи беженцев. Я уже пытался сделать это сегодня, разъезжая по соседским владениям, но уговаривать их одного за другим довольно сложно. – Лайон нетерпеливо взмахнул рукой. – Нам нужно собрать их всех вместе и нанести решительный удар.

– А почему ты думаешь, что кто-то придет на наш званый вечер, чтобы поговорить о делах?

– Я уверен, что придут все.

– Но почему?

– Все наши соседи просто сгорают от любопытства. Им не терпится взглянуть на новую графиню, хозяйку Баронсфорда. И кроме того… – Лайон показал на свое кресло. – Среди них найдется немало мерзавцев, которые с радостью ухватятся за возможность поглазеть на меня.

– Прежде они сгорят в аду. Я распоряжусь, чтобы тебя водрузили на пьедестал высотой десять футов.

– Что за выражения! – Лайон рассмеялся и крепко прижал к себе жену. – Так это значит, что ты все-таки займешься подготовкой приема?

– Непременно. Мы должны что-то сделать для этих несчастных бедняг.

Лайон снова поцеловал Миллисент. В его ласке было столько нежности и любви, столько желания и искреннего восхищения, что леди Эйтон почувствовала себя необыкновенно счастливой.

– Ты всего лишь второй день в Баронсфорде, а уже успела произвести на всех приятное впечатление. Я подумал, ты должна об этом знать. – Лайон ласково провел рукой по волосам Миллисент, убирая с ее лица непослушную прядь. – Хотя ты и говорила, что не любишь быть в центре внимания, все в Баронсфорде уже прониклись к тебе особым уважением. Они заметили и оценили, с каким вниманием и заботой ты относишься к людям.

Миллисент вспомнила слова Траскотта о том, что Эмма больше любила Баронсфорд, чем Лайона. Как, должно быть, больно переживал Эйтон ее безразличие.

– Я попросила Уолтера проводить меня к утесам, которые выходят на реку. Мне нужно было увидеть то место, где ты сорвался вниз и навсегда потерял Эмму.

– Ты хочешь сказать, место, где она умерла.

Миллисент заметила, как изменился голос Лайона, каким угрюмым стало его лицо.

– Один мудрый человек говорил мне как-то насчет дороги, по которой мы оба уже один раз пускались в путь. Он сказал, что во второй раз все будет совсем иначе, гораздо лучше.

– Ты сказала, один мудрый человек?

– Да. Мой муж. Ужасно мудрый лорд Эйтон. Ты когда-нибудь слышал о нем?

– Ода!

Миллисент приникла к мужу и нежно обвела кончиком пальца контур его губ.

– Я не хочу, чтобы у нас с тобой были секреты друг от друга, Лайон. Не хочу, чтобы хоть что-нибудь оставалось недосказанным. Никаких недомолвок или непонимания, только искренность.

– Траскотт рассказал тебе об Эмме.

– И об отношениях с твоими братьями, – тихо ответила Миллисент. – Я очень многого не знала о тебе, Лайон. В моем прошлом тоже много такого, о чем ты даже не догадываешься. Побывав сегодня в деревне, я встретила множество несчастных людей, которых вышвырнули из домов. Многие семьи потеряли всякую надежду. И я подумала о нас с тобой, о той неожиданной возможности построить свое счастье, о том, как сильно я хочу, чтобы эта наша попытка оказалась успешной. – Лайон крепче прижал к себе Миллисент, и она спрятала лицо у него на груди. – Оказавшись здесь, я поняла, что Эмма вовсе не то сверхъестественное создание, каким я ее себе раньше представляла. Теперь я вижу, что это была просто женщина из плоти и крови, наделенная теми же достоинствами и недостатками, что и все мы. Я вдруг почувствовала, что смогу выдержать все трудности пути и, возможно, даже сумею многое изменить. Одновременно я поняла, как важно для меня рассказать тебе все о себе и своем прошлом. – Миллисент нерешительно замолчала, но сильные руки Лайона, нежно сжавшие ее в объятиях, придали ей храбрости. – Мне было двадцать три, когда за неимением лучших брачных предложений меня отдали Уэнтуорту. Мой дядя, выполнявший обязанности опекуна, боялся, что я навсегда останусь старой девой, а это грозило лишними расходами. Мне не приходилось выбирать, кто станет моим мужем. – Миллисент тяжело вздохнула, набираясь решимости продолжить свой рассказ. – Наш брак с Уэнтуортом продолжался пять лет. Я до сих пор думаю, что только благодаря чуду мне удалось выдержать так долго. Для мужа я была всего лишь собственностью, такой же, как его земли, сахарные плантации, африканские рабочие, лошади и собаки, овцы и коровы. Уэнтуорт считал себя вправе оскорблять нас, унижать, наказывать, лепить из нас то, что ему хотелось. – Миллисент почувствовала, как тело Лайона болезненно напряглось. Его душил гнев. – В те годы, когда я оставалась в Мелбери-Холле, а не пыталась скрыться от Уэнтуорта в Лондоне, мне удалось подружиться со многими чернокожими рабочими, которых мой муж держал в качестве рабов. Тогда же мне посчастливилось свести дружбу с преподобным Тримблом, его женой и мистером Каннингемом, школьным учителем в Небуорт-Виллидже. Эти добрые люди при поддержке нашего соседа, лорда Станмора, пытались хоть как-то облегчить невыносимую жизнь рабов в Мелбери-Холле. – Миллисент высвободилась из объятий Лайона. Ком в горле мешал ей говорить. – Хотя Уэнтуорту нечего было опасаться, моя дружба с мистером Каннингемом приводила его в бешенство. Муж отказывался верить, что молодой учитель посещал Мелбери-Холл из чувства сострадания. Уэнтуорт думал, что мы любовники. Все было не так, хотя, думаю, мистер Каннингем в конце концов начал принимать жалость ко мне за любовь.

– Миллисент…

Мне нужно многое еще рассказать тебе. Уэнтуорт полагал, что он мой хозяин и имеет полное право обращаться со мной, как считает нужным. И даже когда я забеременела, муж любил повторять, что он вправе меня ударить шутя или задать хорошую трепку. Чаще всего он предпочитал задать трепку. Однажды он так жестоко меня избил, что я пролежала в постели долгие недели. Я потеряла ребенка. – Лайон попытался вновь привлечь Миллисент к себе, но она отстранилась. – Разреши мне закончить. Я должна рассказать тебе об этом все. – Она покачала головой, стараясь удержаться от слез. – Потеряв ребенка, я впала в тоску. Это продолжалось долгие месяцы. Я понимала, что не представляю больше никакой ценности для Уэнтуорта, что он непременно убьет меня. Это был всего лишь вопрос времени. Ведь, по сути, Уэнтуорт уже сделал это. – Миллисент подняла глаза и взглянула на мужа. Лицо Лайона было искажено гневом. – Семья первой жены Уэнтуорта владела огромными плантациями на Ямайке. Там сквайр сумел сколотить небольшое состояние, но как только он решил вернуться обратно в Англию, его жена умерла… таинственной смертью. Однажды в пьяном порыве откровения Уэнтуорт признался мне, что эта женщина потеряла для него всякую ценность. – Миллисент мягко положила руку на сжатые кулаки Лайона. – Однажды я случайно встретила в Небуорт-Виллидже старую школьную подругу, Ребекку. Она десять лет провела в североамериканских колониях. – Миллисент вспомнила те дни, когда они тайно встречались с Ребеккой в Гроув или в деревенской церкви. – Ребекка помогла мне понять, что нужно искать какой-то выход и разделаться с этим браком, иначе я окончу свои дни, как и первая жена Уэнтуорта. Мы даже всерьез обдумывали мой побег. Рассчитывали, что я смогу скрыться в Филадельфии или еще где-нибудь в колониях. Но случилось непредвиденное. Однажды Уэнтуорт впал в особую ярость, узнав о том, что лорд Станмор забрал одного африканского ребенка, жестоко избитого надсмотрщиком. Он как будто с цепи сорвался и стал неуправляемым.