Вера Крыжановская - Два сфинкса

К вечеру следующего дня прибыл Бэр. Он был изящно одет и находился в самом лучшем расположении духа. С собой он привез пакет с полными костюмами для Ричарда и Эриксо, которые проснулись незадолго до возвращения профессора. Прибытие Бэра развлекло, а его юмористический рассказ о путешествии окончательно развеселил их.

Час спустя все уже превратились в европейцев. Простое черное платье и маленькая соломенная шляпка великолепно шли Эриксо. Но, несмотря на безукоризненно изящный костюм, вся фигура Эриксо дышала чем–то странным и экзотическим, что привлекало к ней внимание путешественников как в Каире, так и в поезде, который увозил их в Александрию.

Леербах и профессор тревожились относительно своих дел, и были крайне поражены, когда еще в Каире узнали, что их отсутствие продолжалось шесть месяцев, а не две недели, как они предполагали. Действительно, в фантастических подземельях пирамиды времени, казалось, не существовало, но в реальном мире их, без сомнения, могли счесть погибшими, а такое убеждение влекло за собой весьма нежелательные последствия для их личных дел.

Однако, все обошлось гораздо лучше, чем они ожидали. Флегматичная вдова, заведывавшая хозяйством профессора, слишком привыкла к эксцентричным выходкам Бэра, чтобы тревожиться его отсутствием, и спокойно ожидала его возвращения; верный же Фридрих решил в течение года хранить неприкосновенной комнату, которую занимал его господин. С этой целью он воспользовался значительной суммой, полученной из Германии, которую барон разрешил ему расходовать в свое отсутствие.

Итак, Ричард нашел все в том же виде, в каком оставил. Увидев на столе таинственное пресс–папье, Эриксо вздрогнула и, указывая на него, заметила тихим голосом:

– Вот копия того сфинкса, который ты некогда изваял! Здесь, в цоколе, должна лежать рука Валерии, сохранившаяся, как живая, так как, отрезав ее, Аменхотеп пропитал ее веществом, сохраняющим всякому телу жизненный вид.

Эриксо приблизилась и хотела привести в действие пружину, но Ричард остановил ее.

– Оставим в покое прошлое, Эриксо! Теперь нам надо подумать о будущем и принять какое–нибудь решение, что я и рассчитываю обсудить, как только мы немного оправимся и нравственно, и физически.

Вечером пришел Бэр, и все трое пили чай в комнате Эриксо. Профессор чувствовал себя прекрасно, ел и пил за двоих, шутил и посмеивался над их экспедицией.

– В этой пирамиде мы были похожи на калифа и его визиря, которых волшебник превратил в аистов, – со смехом повторял он. – Одно, что мне хотелось бы знать, это – почему Эриксо, сумевшая вывести нас, сама оставалась там?

Горькая усмешка скользнула по лицу молодой девушки.

– Куда же могла бы я деться – одна, без законного общественного положения? – ответила она. – Впрочем, вся моя жизнь так необыкновенна, и вы ведь сочли бы меня за сумасшедшую, если бы я сказала вам, что жила еще во времена Амасиса, что я спала целые века и проснулась в Александрии во времена римского владычества и что в настоящее время я нахожусь все в том же нетленном теле?

Бэр, слушавший с видимым волнением, нервно поправил очки.

– Шесть месяцев тому назад я безусловно счел бы необходимым посадить вас в дом сумасшедших. Теперь же, после моего пребывания в пирамиде, я не смею ничего ни отрицать, ни утверждать.

Дня два спустя, в послеобеденный час, Ричард и Эриксо были одни; барон ходил по комнате, в нервном волнении, и остановился наконец перед молодой девушкой, задумчиво сидевшей на диване.

Как она была похожа на Tea и вместе с тем это была совсем другая женщина, гораздо красивее и очаровательнее.

На девственном челе Эриксо лежала печать пережитых веков. Но кто бы ни была она, Tea или Эриксо, ее вид производил на него удивительно чарующее впечатление.

Сев рядом с ней, Ричард крепко пожал ей руку и сказал:

– Эриксо! Нам необходимо объясниться и принять какое–нибудь решение. Молодая и красивая, – ты не можешь жить одна; я же не могу быть твоим законным покровителем, если ты не будешь моей женой. Ты знаешь, что я люблю тебя, как любил Tea, и что мое самое горячее желание – жениться на тебе, если…

Она резко вырвала у него свою руку.

– К кому же относится твоя непостоянная любовь: к графине Tea, которую ты так скоро забыл для дочери трактирщика, или к Эриксо, которую ты дважды принес к жертву – Нуите и Валерии? – с горькой усмешкой прибавила она.

Странное чувство двойственности пробудилось в сердце Эриксо. Ревность и глубокая обида, нанесенная Tea, боролись в ней с дикой и упорной любовью, какую греческая рабыня питала к молодому скульптору, внушившему ей к себе собачью привязанность, заставляя вымаливать свою любовь и переносить дурное обращение.

Ричард побледнел. Воцарилось молчание.

– Твой упрек заслужен, хотя и несправедлив, – сказал он, хмуря брови. – Ты забываешь, что Рамери любил Нуиту еще тогда, когда и не подозревал о существовании Эриксо, которая, однако, самовольно вмешалась в мою жизнь, изменила течение моей судьбы и необдуманно затронула великие оккультные силы, которые поражают нас и до сего времени. Поэтому вполне естественно, что моя любовь снова проснулась, когда я встретил, хоть и под иной оболочкой, ту, которая первая овладела моим сердцем. Ты же, Эриксо, всегда производила на меня глубокое впечатление своей красотой и своим умом. Я ценил твою любовь ко мне и, со своей стороны, искренно люблю тебя, как любил Tea. Теперь я скажу тебе то, что предполагал сказать Tea. Да, я любил Альмерис и женился на ней, чтобы осветить последней радостью умирающий цветок. Смерть порвала узы, связывавшие нас, и она сама предпочла свободу пространства жизни со мной. Итак, я вправе предложить тебе мою любовь и мое имя, если только ты пожелаешь принять их.

– О! Если бы я могла изгнать вас, адские воспоминания! – прошептала Эриксо, сжимая голову обеими руками.

Ему стало глубоко жаль ее. Ричард с любовью привлек ее к себе и поцеловал.

– Бедная моя! Забудь же прошлое и старайся найти счастье в настоящем.

Эриксо безмолвно прижалась головой к его груди. С минуту оба молчали. Затем Эриксо выпрямилась. Слезы блестели у нее на глазах, но на лице играла счастливая улыбка.

– Ты прав, Рамери! К чему отравлять настоящее воспоминаниями о прошлом? Допустим теперь, что я соглашусь быть твоей женой, кого же поведешь ты к алтарю? Ведь у Эриксо нет имени; она вышла из пирамиды, постарев на тысячи лет. У нее нет ни семьи, ни родных, ни законных бумаг. Как помочь всему этому?

– О! Это сделать очень легко. Я уже говорил об этом с Бэром, и мы решили, что он удочерит тебя. Этого вполне достаточно, чтобы создать тебе законное положение. Другой вопрос беспокоит меня.