Ангелочек. Время любить - Дюпюи Мари-Бернадетт

— Отдыхай! — прошептала Розетта. — Потом ты должен вернуться к мадемуазель Жерсанде или на улицу Мобек. Надеюсь, ты найдешь дорогу. Бедное животное! Ты такая славная большая собака!

Розетте вновь захотелось расплакаться, и она сморщила лицо. Спаситель принес с собой множество приятных образов: двор на улице Мобек в феврале, Анжелина и она, радостно оставлявшие следы на свежевыпавшем снегу, ледяной воздух, пахший дымком, и тот вечер, когда они обе спали на одной кровати.

Розетта также увидела красивую гостиную Жерсанды де Беснак во время чаепития, светло-зеленые деревянные панели, темно-розовые шторы, мраморный камин. Один из дней особенно запомнился девушке. Старая дама с удовольствием показывала ей свои украшения. Она даже разрешила Розетте надеть их, а потом, с видом заговорщицы, подарила серебряную брошь с жемчужинами. А Октавия, которая пекла блины, ласково улыбалась ей.

— Это была моя семья, — дрожащим голосом произнесла Розетта. — Все были так милы со мной, даже мсье Огюстен. Он только притворяется холодным и суровым. На самом деле у него любящее и горячее сердце. Очень горячее.

Взгляд Розетты затуманился от нахлынувших воспоминаний. Множество неясных мыслей мелькали у нее в голове. Внезапно одна из них четко оформилась, и Розетта процедила сквозь зубы:

— Если я покину этот край, если я брошу мадемуазель Энджи, которая приютила меня, это будет означать, что я позволила своему дерьмовому отцу одержать победу. Он все отнял у меня: моих братьев, мою Валентину, мою невинность! Вчера меня не поразила молния. Возможно, это знак чертовой судьбы! И разве то, что сделал со мной этот старый негодяй, мешает мне веселиться и петь? Только вот моя сестра умерла, и никто не отслужил по ней мессу, никто не похоронил ее. Если бы я знала, что ее опустили в землю, что ее отпел священник, мне стало бы намного легче.

Через час, после мучительных размышлений и сомнений, Розетта встала. Несмотря на то что она с таким удовольствием съела ежевику, живот у нее сводило от голода.

— Скажи, Спаситель, если я уйду далеко, очень далеко, кто будет гладить блузки повитухи? Кто по утрам будет варить ей кофе? Надо хотя бы извиниться перед ней за ту пощечину. Если бы я могла забрать ее и влепить самой себе… Мадемуазель Энджи, она не могла мне сказать: «Аминь. Ты правильно сделала, Розетта, что ударила моего малыша». Бедняжка! За обедом у своего папы она была такой радостной, она с таким удовольствием пила бланкет, а я испортила ей воскресенье. А ведь она была так мила со мной, гораздо милее, чем Валентина, надо признать. Какая я глупая! Надо же, отказаться от такой удачи! Ладно. Спаситель, вставай! Мы возвращаемся домой. Иного выхода нет. Я не могу покинуть город. Вставай, лентяй! Стряхни с себя блох!

Розетта вышла из своего укрытия. Собака, недоверчиво глядя на нее, последовала за ней. Спустившись с холма, Розетта пошла вдоль мостков, на которых две женщины стирали белье.

— Здравствуйте, дамы! — крикнула Розетта. — Скажите, далеко ли до Сен-Лизье?

— Если идти по дороге, то пять километров, — ответила старшая из женщин. — После Одинака надо свернуть на Монжуа. Вы не ошибетесь, там три колокола на колокольне.

— Откуда же ты идешь? — спросила вторая женщина, более разбитная. — О, у тебя красивая овчарка!

— Ну, я возвращаюсь издалека, — уклончиво ответила Розетта. — Спасибо.

Розетта помахала женщинам рукой. Природная жизнерадостность прогнала печаль и стыд. Поравнявшись с крестом, установленным на перекрестке, Розетта запела:

У меня болит нога, натирает седло, натирает седло! У меня болит нога, натирает седло спину моей лошади!

Чуть дальше Розетта увидела заросли ежевики со спелыми ягодами и резко остановилась. Внимательно осмотрев свой немного просохший платок, она решила использовать его как корзинку.

— Эй, Спаситель! Я соберу ежевику и сегодня вечером испеку большой пирог для мадемуазель Энджи. Черт, а черника того мсье с близнецами! Варенье! Я должна сварить варенье из этой чертовой черники…

Предстоящая работа окрылила Розетту. Стояла чудесная погода, а собака не отставала от нее ни на шаг.

— Я буду счастлива несмотря ни на что! Вот! — дала себе слово Розетта.

Сен-Лизье, в тот же день

Ранним утром Луиджи пришел к Анжелине, но на улице Мобек никого не застал. В конюшне Бланка спокойно жевала сено. Акробат смог убедиться, что ворота приоткрыты. Узнав об этом, Жерсанда растерялась. Она не понимала, куда могла уйти ее протеже, и поэтому почти каждый час просила сына проверить, не вернулась ли молодая женщина.

— Анжелины все еще нет, — сказал Луиджи, вернувшись в полдень. — Вчера вечером она действительно очень беспокоилась за Розетту. Я уверен, что она отправилась на ее поиски, на этот раз пешком. Не переживайте, скоро мы получим от нее весточку.

С этими словами Луиджи ушел в свою комнату в доме на улице Нобль, построенном три столетия назад. Это здание имело одну отличительную особенность. Под его основанием находился городской рынок, а над гостиной возвышались еще два этажа. Из окна своей комнаты Луиджи мог любоваться отрогами Пиренеев, городскими крышами, расположенными уступами, и Сен-Жироном, раскинувшимся на берегах Сала.

Жерсанда же никак не могла успокоиться. Октавия больше не находила слов, чтобы подбодрить ее.

— Сначала Розетта, теперь Анжелина! А если в наших краях объявился новый убийца, похотливый тип, и он лишил их жизни?

— Ну, мадемуазель, ведь собака тоже исчезла. Она непременно ушла с одной из них.

— Хочу Спасителя! — запищал Анри, игравший на ковре в кубики.

— Спаситель вернется, мой дорогой, — ласково заверила его служанка. — Будь терпеливым и умным. У нас сейчас другие заботы.

— Он не в состоянии это понять, Октавия! — возмутилась старая дама.

— Нет, он все понимает. А вы, мадемуазель, вы все видите в черных тонах. Энджи могла отправиться к какой-нибудь пациентке не в коляске, а пешком, поскольку кобыла вчера устала.

— Возможно. Но, по словам Анжелины, ни в городе, ни в округе никто не должен рожать, по крайней мере до осени. Прошу тебя, Октавия, зайди к мсье Лубе. Он наверняка знает, где его дочь.

— Беспокоить сапожника! Ну уж нет! — возразила служанка. — И так слишком много народу беспокоится. Если он не видел Энджи, то тут же затрепыхается.

— Затрепыхается?! — вновь возмутилась старая дама.

— Забеспокоится. Так говорит молодежь. И наша малышка Розетта тоже.

— Я запрещаю тебе подражать им! И приготовь обед. Луиджи, должно быть, проголодался. Открой банку маринованного гуся и испеки картошку.

Октавия подняла глаза к небу и буркнула: «Мсье Луиджи!» Этот-то вел себя как требовательный гурман.

Октавия мысленно выругалась, но послушно пошла в кухню. Вскоре мать и сын сядут за стол, а потом им надо будет подать кофе.

Вторая половина дня для Жерсанды и Октавии обещала быть жаркой и бесконечной. Акробат наотрез отказался вновь идти на улицу Мобек.

— Пошлите вашу служанку, — проворчал он. — Я схожу вечером, когда вы устроите чайную церемонию. А сейчас я занят. Я сочиняю.

— Умоляю тебя! Проверь, не вернулась ли Розетта, — настаивала его мать.

— Если случится чудо и эта девушка решит вернуться, она первым делом, разумеется, зайдет к вам. Но я думаю, что она открыла для себя, как это прекрасно — быть свободной и бродить по дорогам. Я даже немного ей завидую.

— Жозеф, не говорите так… Извини, Луиджи. Сжалься надо мной! — простонала старая дама, готовая расплакаться. — Я понимаю мужчину, который бродяжничает и зарабатывает себе на хлеб на ярмарках… Но Розетта… Она может повстречаться с дурными людьми.

Разъяренная Октавия сняла фартук и надела соломенную шляпку. Колокола собора пробили два часа. Октавия поднялась на улицу Мобек и вернулась несолоно хлебавши, раскрасневшаяся, вся мокрая от пота.