Эльза Вернер - Два мира

— Разумеется, папа, — убедительно проговорила молодая женщина. — Капитал принадлежит тебе, и распоряжаться им будешь, конечно, ты.

Морленд медленно выпрямился. На его застывшем лице промелькнуло выражение недовольства.

— Разве я настолько обеднел, чтобы принимать милостыню от своей собственной дочери? Что я тебе раз дал, то тебе и останется. А теперь не будем говорить об этом.

Зигварт промолчал, спокойно подошел к письменному столу и взял лежавший на нем лист бумаги.

— Здесь стоят числа и пометки. Вы подводили какой-то итог?

— Итог тому, что мне остается. У меня есть еще паи в Нью-Йорке и акции Берклея, принадлежащие большей частью мне. Но с гибелью города они обесценились.

— Они снова приобретут ценность, как только Хейзлтон будет восстановлен.

Ответом на эти слова был только мрачный отрицательный жест.

— Отец, не отрицай, что эта мысль и тебе пришла в голову. Ты хочешь собрать все, что у тебя осталось. Это видно по этим цифрам. А кто способен на это после такой катастрофы как вчерашняя, у того хватит сил исполнить свое намерение. К чему нам с Алисой в Германии твои капиталы? Ты часто упрекал меня в том, что я не умею обращаться с деньгами, для нас этот капитал остается мертвым, в твоих же руках он пойдет в оборот. Так заставь эти деньги работать для твоих детей, а если Бог пошлет, — голос Зигварта понизился и зазвучал особенно мягкими и нежными нотами, — то и для твоих внуков, для твоей плоти и крови.

Он нашел волшебное слово, коснулся той струны, которая была особенно чувствительна в Морленде, этом уже стареющем человеке, долго страдавшем от мысли, что все его богатства могут попасть в чужие руки. Он посмотрел на дочь, потом на человека, стоявшего рядом с ней и воплощавшего в себе здоровье и жизнь, и, быстро встав с кресла, повторил:

— Для моих внуков? Ты прав, Герман! Для вас и вашего потомства, которое будет и моим, Хейзлтон должен возродиться из пепла, была бы только почва, и я снова создам его.

В этом сильном человеке вспыхнула прежняя энергия, усталость и подавленность бесследно исчезла, и при взгляде на него в эту минуту действительно верилось, что он это сделает. Это был прежний Вильям Морленд с железной волей, с непоколебимой силой. Он вновь обрел самого себя.

Глава 26

Пожар в Хейзлтоне произвел всеобщую сенсацию. Даже американцы поражались быстрому росту города, его обогащению, необычайно быстро достигнутым влиянием и тем, что этот новый город так скоро стал центром своего штата, соединив в себе все отрасли торговли и промышленности. И все это было мгновенно уничтожено страшной катастрофой.

Восточная часть предместья, занимаемая самой бедной частью населения, пострадала меньше всего, так как находилась с подветренной стороны, зато центральная часть была совершенно уничтожена. Западная часть города тоже сильно пострадала. Большинство домов и дворцов стали жертвой пламени, как и дом Морленда. Уцелели только дома, расположенные значительно дальше, куда не долетали искры.

Все жалели несчастный город, везде составлялись комитеты для оказания помощи пострадавшим, но тут внезапно распространилось поразительное известие: общество, основавшее город, снова собиралось под председательством своего основателя Морленда и решило строить новый город, несмотря на полное разрушение и миллионные потери. Смелость этого решения поразила даже американцев и многие отнеслись к известию с недоверием. Но оно длилось недолго. Уже через неделю общество под руководством Морленда приступило к работам и притом так энергично и неутомимо, что удивление и недоверие сменилось восхищением. Были пущены в ход все вспомогательные источники, использованы все влиятельные связи, что могло оказаться полезным, было привлечено к делу. Был немедленно составлен план для нового города.

На ферме Гунтрама все принимали горячее участие в случившемся. Особенно переживала Траудль. Она немедленно написала Алисе, но ответ чрезвычайно удивил ее, он был ласков, но поразительно спокоен, очевидно, Алиса не была глубоко потрясена несчастьем, унесшим с собой все богатство Морленда. Адальберт в свою очередь удивлялся, что его друг, намеревавшийся возвратиться на ферму вслед за ними, до сих пор оставался у Морлендов. Зигварт сообщил ему в нескольких словах, что надеется быть при сложившихся обстоятельствах полезным Морленду и, согласно его желанию, остается пока у него. Он довольно часто присылал о себе короткие вести, не вдаваясь ни в какие подробности.

В конце месяца Адальберт потерял терпение. Пожар не коснулся железнодорожного сообщения между Берклеем и Хейзлтоном, и Гунтрам отправился разыскивать своего пропавшего друга. Он не привез его с собой, но зато с ним приехала Алиса. Ее отец настоял на том, чтобы она отдохнула в лесной тиши от волнений последнего времени.

Близился вечер. Алиса пошла гулять по дороге в Берклей, а Гунтрам, только что вернувшийся с объезда полей, сидел с женой на веранде. На лужайке старший мальчик возился с маленькой Алисой, в последние недели почти научившейся ходить. Адди носился по опушке леса, гоняясь за какой-то птицей.

— Итак, завтра приедет Зигварт, — сказала Траудль. — Давно пора.

— Да, если его отпустят, — ответил Гунтрам. — Он, кажется, стал крайне необходимым в Хейзлтоне. Вообще ты не можешь себе представить, Траудль, что там происходит. Я знал, что поговаривали о новой отстройке, но все-таки ожидал найти всех в подавленном настроении, чуть не в отчаянии. Однако на это там, кажется, нет времени. Вилла Морленда, где теперь устроена главная контора, напоминает пчелиный улей. Там устраивают заседания, составляют и чертят планы, рассылают во все концы телеграммы, а внизу, в долине, разбирают и вывозят развалины бывшего города. Американцы поразительны. Нам за ними не угнаться.

— Но что же там, собственно, делает Зигварт? — спросила Траудль. — Что ему за дело до всего этого?

— Бог знает, но он там в своей стихии и имеет предовольный вид. Он стал форменным адъютантом Морленда и почти не отходит от него. Ума не приложу, откуда между ними такая дружба.

— А Морленд? Неужели он действительно оправился от этого ужасного удара?

— Ну, по его внешности все-таки очень заметно, что ему пришлось вынести. Он постарел на несколько лет за эту несчастную ночь, но не утратил энергии, как будто создан из железа и стали. Он командует, распоряжается, издает постановления так же энергично, как и прежде, и все акционеры цепляются за него и подчиняются ему. Они чувствуют, что от него и от его личной деятельности зависит все будущее их общество. Герман только наскоро объяснил мне, в чем дело, но мне кажется, что он осилит это препятствие. Черт возьми, вот это энергия!