Ольга Михайлова - Ступени любви

Однажды он не пришёл в спальню. Лучия ощутила странную тоску, почему-то стало страшно и одиноко. Феличиано появился на следующий день, пояснил, что у его друга мессира Ормани был день Ангела, он немного выпил и боялся ненароком потревожить малыша. На следующий день, точнее, под утро, Лучия проснулась за час до рассвета: её разбудил слуга, добавивший дров в камин и на цыпочках удалившийся. Ей не хотелось спать, и Лучия обернулась на Феличиано Чентурионе. Он спал, закинув за голову руку, и мышцы рук были обрисованы предутренними тенями, белокурые локоны раскинуты по подушке, лицо было спокойно и кротко.

Он был очень красив.

Она уже не упрекала его в жестокости, но не понимала, что могло заставить рыцаря поступить так? Катарина рассказала ей подробности случившегося на Богородичный праздник, Лучия слушала молча. Да, её отец и братья совершили ужасное дело, однако ведь её вины в этом не было… Но постепенно события прошлого лета отодвинулись в её памяти куда-то вдаль, она с некоторым страхом ждала роды, слушала советы Катерины, и то, что граф постоянно был рядом, теперь успокаивало её. Феличиано Чентурионе был весел и остроумен, умел быть забавным и душевным, нежным и заботливым.

Глава 29

Мессир Крочиато, по мнению графа Чентурионе, был верным другом и настоящим рыцарем. Челядь в замке считала его рачительным управляющим и честным казначеем. Его самый близкий друг мессир Ормани полагал, что Энрико — порядочен и благороден. И вот только за одну неделю этот уважаемый человек был трижды обозван дураком. Причём, добро бы это определение уронили глупцы и неучи, с чьим мнением и считаться-то не стоило бы, так нет же! Сказано это было таким авторитетным в Сан-Лоренцо человеком, как доктор Оттавио Павезе. В этом мнении его поддержали епископ Раймондо ди Романо и Катарина Пассано, коих тоже никто и никогда в олухах не числил.

Как же это могло случиться?

Причина такого афронта была в том, что мессир Крочиато вёл себя совершенно по-дурацки.

Когда приблизился срок родов Чечилии, мессиру Энрико приснился страшный сон. Просто кошмар. Казначей видел, будто он привёз с мельницы большой мешок муки и спрятал его в подпол, потом велел служанке испечь пирог с перепёлками, и когда та принесла его на блюде, пирог развалился у него в руках на два куска! Энрико воспринял это как знак беды, испуганно подумав, что развалится его счастье.

Его счастье — это Чечилия…

В истерике, сильно напоминавшей женскую, Энрико метался по замку, вызвал к Чечилии сразу двух городских врачей и трёх повитух, за что и получил от синьора Павезе наименование дурака в первый раз. Когда же мессир Крочиато в воскресение разрыдался на службе в храме, представив, что его супруга умирает в родах, он удостоился звания дурака от епископа Раймондо ди Романо. А три часа спустя, стоя на карачках под дверью комнаты, где рожала Чечилия, он был назван дураком в третий раз, когда бормотал, что утопится в заводи, если жена умрёт. Катарина Пассано заявила ему, что, во-первых, грех такое говорить христианину, во-вторых, в заводи и хромой воробей сегодня не утопится, так она обмелела, а, в-третьих, что он за дурак — такие истерики закатывать?

Роды меж тем затягивались, Северино Ормани вызвал Амадео ди Лангирано, Раймондо ди Романо после разговора с врачом недоумевал, чего Энрико сходит с ума? Граф Чентурионе тоже был рядом, но и все вместе дружки не могли успокоить массария, твердо уверовавшего в свой сон и бьющегося в истерике. Его волнение передалось Феличиано Чентурионе, хоть тот истово хотел верить, что сестрица разродится благополучно, ведь на свет должен появиться племянник! При мысли же, что ему самому предстоит в мае, Чентурионе бледнел.

Наконец на пороге спальни появился синьор Оттавио и поймал затравленный взгляд мессира Энрико.

— Жива?

Синьор Павезе не счёл нужным ответить массарию и важно поздравил его сиятельство графа Чентурионе, с появлением на свет племянников, и лишь после этого сообщил мессиру Крочиато, что донна Чечилия жива, пребывает в добром здравии, просто нуждается в отдыхе. Доктор не мог простить незадачливому супругу его глупости. Подумать только! Пригласить этого неуча Лучано Симонетти, его конкурента! Катарина Пассано, вошедшая следом, видя, что мессир Энрико недоуменно трёт лоб и нетвёрдо стоит на ногах, сообщила ему, что Чечилетта родила двойню, оба мальчика здоровы, вот почему-то у него во сне пирог и распался на две половины. К близнецам это было. А он, дурень, ни сны толком разгадывать не умеет, ни держаться по-мужски. Лучше у жены поучился бы. Увы, мессир Крочиато и тут не показал пример мужской доблести, а просто упал на руки дружков. Он не спал три ночи, испереживался и переволновался, и теперь просто обессилел от ликования.

Тут, по счастью, ловчий Людовико Бальдиано и сокольничий Пьетро Россето вернулись в замок с охоты, привезя дюжину куропаток. Северино Ормани вывел Энрико во двор и усадил на скамью возле конюшен. Шталмейстеры натаскали поленьев, развели костёр, Мартино Претти бодро распоряжался, гоняя взад и вперёд поварят. Вскоре ощипанные и выпотрошенные тушки куропаток были вымыты, посолены снаружи и изнутри, внутрь были вложены ягоды можжевельника, свёрнутые трубочкой виноградные листья, потроха, ломтик лука и кусочки сливочного масла. Тушки были обложены тонкими ломтиками шпика и перевязаны. В глубокой сковороде растоплено масло, куропатки были обжарены, потом тушки разрезали пополам и подали новоиспечённому отцу с брусникой.

К этому времени Энрико вспомнил, что не только не спал эти дни, но и практически ничего не ел. Он не осознавал своё счастье, даже не понимал его. Однако, основательно закусив, расцеловав супругу и испуганно поглядев на своих новорождённых крошек, Энрико рухнул на сеновал, где проспал сутки без просыпа. После чего начал постепенно снова умнеть.

Но вернувшееся здравомыслие тут же ввергло новоявленного папашу в грех гордыни. Энрико начал свысока посматривать на друга Амадео, да и на всех прочих тоже. Двойня! Это вам не кот начхал, это суметь надо. Епископ смирил гордеца. «Дети — от Господа, нехристь!» Энрико опомнился и начал деятельно созывать гостей на праздничную трапезу и готовить крестины.

Он ликовал, сновал вокруг жены, кружил вокруг колыбелей, вторую из которых пришлось спешно заказывать плотнику, мурлыкал, как сытый кот, и любовался кормлением своих малышей. Двое сыновей!

Лучия узнала от Катарины, что у графа родились двое племянников. С каждым днём приближался срок её родов. Лучия заметила, что граф нервничает и беспокоится, временами уходит в себя. Катарина сказала, что днём он часами сидит в церкви.