Эльза Вернер - Мираж

— Извините, вы останетесь здесь, — возразил доктор еще решительнее и запер дверь перед самым ее носом.

— Все они одним миром мазаны! — с негодованием прошептала Ульрика и так резко опустилась в кресло, что последнее затрещало по всем швам.

К счастью, она ненадолго была предоставлена своим гневным мыслям, потому что слуга-араб отворил дверь и пропустил в комнату Зоннека; последний подошел к ней с приветливым поклоном.

— А, фрейлейн Мальнер! Я вижу, вы воспользовались моей рекомендацией. Где же ваша невестка?

Ульрика поздоровалась с земляком как с добрым товарищем, сильно тряхнув его руку, и указала на запертую дверь.

— Там, у доктора. Он выслушивает ее легкие, а меня просто-напросто вытолкал вон. Ваш хваленый доктор Вальтер не лучше других, несмотря на всю свою вежливость и любезность; как только с ним начинают говорить как с врачом, он становится грубияном. Все они одинаковы!

— Да, все одинаковы, — с улыбкой согласился Зоннек. — Но вы можете быть спокойны, доктор Вальтер пользуется большой известностью и считается авторитетом.

— Ах, отстаньте от меня с вашими авторитетами! — гневно крикнула Ульрика. — Довольно с меня и берлинского тайного советника. Если бы мой покойный Мартин узнал, что я шатаюсь с его вдовой по Африке, он трижды перевернулся бы в гробу!

— Должно быть, госпожа Мальнер вышла замуж очень молодой? — спросил Зоннек, садясь около разгневанной дамы.

— В семнадцать лет. Мы взяли ее в дом ребенком, бедной сиротой, потому что ее родители приходились нам дальними родственниками, а когда она подросла, мой брат вдруг вбил себе в голову женитьбу на ней. Я сначала не позволила.

— А вы, разумеется, имели решающий голос в доме, — заметил ее собеседник, почти не скрывая насмешки.

— Разумеется, Мартин ничего не делал без моего одобрения. Но он начал тосковать, потому что серьезнейшим образом влюбился в девочку, хотя у него давно уже были седые волосы. К тому же он все хворал, почти все управление имением было на моих руках, и я не могла быть еще и сиделкой. Поэтому я подумала-подумала да и решила, что, в конце концов, самое лучшее будет уступить.

— И молодая девушка согласилась?

— Согласилась? — повторила Ульрика с безмерным удивлением. — Полагаю, она на коленях благодарила Бога за великое счастье, которое Он послал ей, бедной сироте. Она просто растерялась, когда мы сказали ей, и расплакалась — от радости, разумеется. Впрочем, ей нелегко дались эти три года брака; мой покойный Мартин был не из терпеливых больных, и с ним приходилось день и ночь быть на ногах, а последний год она буквально не выходила из его комнаты. В общем, я ею довольна, она делала, что могла.

— А потом сама свалилась от переутомления?

В этом вопросе слышалось глубокое сострадание. Ульрика презрительно пожала плечами.

— Да. Где уж такому слабому существу выдержать подобное! Впрочем, она вовсе не так уж сильно была больна и скоро встала, только продолжала кашлять. И так она кашляла себе да кашляла, а потом явился этот великий авторитет, тайный советник, и началось несчастье, чистое несчастье, потому что нам пришлось ехать в Каир.

В последних словах слышались такой гнев и отчаяние, что Зоннек не мог сдержать улыбки.

— Кажется, вы смотрите на это, как на большую жертву со своей стороны, — заметил он. — Но вы ведь сами рассказывали, что Мартинсфельд — очень уединенное место, и вы почти лишены общества. Поэтому вам и особенно вашей молоденькой невестке, должно быть, приятно поездить по свету, поглядеть на чужие страны и на людей.

— Зельме? Ну, я не советовала бы ей привыкать к путешествиям! Неужели вы думаете, что я позволю вдове моего брата разъезжать по свету? Раз я уступила, потому что говорят, будто это необходимо для спасения ее жизни, но второй раз этого не будет!.. Весной мы вернемся в Мартинсфельд, с кашлем или без кашля — все равно; место Зельмы там, и она будет жить там до конца своих дней.

В эту минуту вернулся доктор со своей пациенткой. Поздоровавшись с Зоннеком, он обратился к Ульрике:

— Я совершенно согласен с моим коллегой; госпоже Мальнер, безусловно, необходимо провести зиму в Египте. В настоящее время она еще очень слаба и утомлена путешествием, а потому в течение нескольких недель я должен понаблюдать за ней здесь, в Каире, и лишь потом отправлю ее в один из климатических курортов на Ниле, по всей вероятности, в Луксор.

— Уж лучше прямо к ботокудам[2], — воскликнула Ульрика в ярости. — Зельма, ты сведешь меня в могилу своим кашлем! До Африки ты уже меня довела!

— Что же я могу сделать, милая Ульрика? — проговорила молодая женщина так смиренно, будто это в самом деле была ее вина. — Ты знаешь, что я этого не хотела.

— Конечно, ты не хотела, но доктора захотели, эти авторитеты, эти…

Ульрика проглотила дальнейшие любезности и только посмотрела на доктора уничтожающим взглядом.

Однако Вальтер встретил его с величайшим душевным спокойствием и хладнокровно заметил:

— Если вам так неприятно оставаться здесь, то ведь этого можно избежать. Нетрудно будет найти какую-нибудь пожилую даму, немку, которая согласится занять место компаньонки при госпоже Мальнер. Поиски я беру на себя. Итак, поезжайте с Богом назад в Померанию, ваша невестка прекрасно проживет здесь…

— Без меня? — воскликнула Ульрика, каменея от изумления и негодования. — Без меня? Что вы себе воображаете, доктор? Покойный брат на смертном одре поручил мне жену и взял с меня обещание не отходить от нее ни на шаг, а вы требуете, чтобы я оставила ее здесь, в другой части света! Или, может, быть, тебе этого хочется, Зельма?

— Конечно, нет! — стала уверять молодая женщина, бросая на строгую золовку полубоязливый, полублагодарный взгляд. — У меня ведь нет никого на всем свете, кроме тебя. Не бросай меня!

— Будь спокойна, я останусь с тобой, — милостиво объявила старая дева, с торжеством глядя на доктора.

Тот лишь пожал плечами и произнес:

— Если госпожа Мальнер желает, чтобы вы оставались, то я, разумеется, ничего не имею против. Итак, послезавтра я навещу вас, а пока прошу в точности исполнять мои предписания. Вас же, многоуважаемая фрейлейн Мальнер, я попрошу заметить, что у вашей невестки в высшей степени слабый организм, требующий крайне бережного отношения. До свиданья! — Он проводил посетительниц до дверей, вернулся к Зоннеку, все время остававшемуся лишь безмолвным слушателем, и сказал со смехом: — Каких удивительных пациенток вы мне прислали! Эта воинственная старая дева из Померании, свирепо враждующая с докторами и бросающая нашему брату в лицо всевозможные оскорбления, — настоящая оригиналка!