Ирена Гарда - Мессалина. Трагедия императрицы

Ознакомительный фрагмент

Услышав такое из уст собственной дочери, Лепида пришла в ужас: боги свидетели, она хотела, чтобы ее девочка стала благовоспитанной матроной, удачно вышедшей замуж и нарожавшей кучу детей, а не искательницей приключений на свою голову. Квинт вчера не просто перестарался в обучении его дочери премудростям любви, но вложил в ее голову мысли, недостойные не то что родственницы императора, но даже вчерашней вольноотпущенницы.

— Чтобы я больше не слышала подобных глупостей! — рявкнула разъяренная мать, отвесив дочери звонкую оплеуху.

На щеке девушки стал проступать красный отпечаток материнской руки, но Мессалина даже бровью не повела.

— Ты можешь ругать меня сколько захочешь, — отчеканила она, глядя в родное и одновременно чужое лицо матери огромными синими глазами. — Можешь даже выгнать из дома. Но если ты еще раз тронешь меня хотя бы пальцем, я расскажу префекту претория все, что ты говорила в его адрес. Подумай, матушка. Мне кажется, он вряд ли будет в восторге, если узнает, каким образом я лишилась главного украшения любой добропорядочной римлянки.

Лепида снова взмахнула рукой, но звука пощечины не последовало. Она вдруг посмотрела на рассматривавшую изумруды девушку глазами не матери, но стороннего человека, и заметила, как изменилось выражение лица ее дочери. Рядом с ней равномерно покачивалась на носилках не тринадцатилетняя девочка, смотревшая на мир широко распахнутыми глазами, а расчетливая женщина, возмечтавшая о невозможном.

— Ты обрекаешь себя на ужасную жизнь, — только и смогла прошептать умудренная жизнью римлянка, чувствуя, как теряет последнюю власть над дочерью.

— Я обрекаю себя на вечную славу, — холодно откликнулась Мессалина, но тут же, смягчившись, положила мягкую ладонь на безвольно лежавшую руку матери. — Пока моим телом пользовался префект, я думала о своем будущем, мама. Если в великом Риме родственница императора должна ублажать какого-то жалкого этруска, чтобы спасти свою жизнь, то, значит, я должна добиться такого положения, чтобы никто больше не посмел уложить меня к себе в постель как девку из лупанария.

— Но я твоя мать… — сделала последнюю попытку образумить дочь Лепида. — Я подарила тебе жизнь и имею право…

— А я сегодня, возможно, спасла твою жизнь, — пожала плечами девушка, — так что мы квиты. Позволь, я сама выберу свою судьбу. А это ожерелье я хочу подарить тебе на память о сегодняшнем дне. Смотри на него почаще.

С этими словами Мессалина протянула руку и, откинув занавеску, улыбнулась прохожим, точно была уже их императрицей. Тема замужества в разговорах с матерью была закрыта ею навсегда.

На следующий день бесследно исчез Квинт. Мессалина приняла это событие как должное, хотя ее сердце было разбито. Никто и никогда не будет любить ее с такой нежностью, как этот красавец херуск, но знатная патрицианка была истинной римлянкой и не могла себе позволить убиваться из-за какого-то раба. За все в жизни надо платить — это непреложный закон. И если слава и власть требуют, чтобы она забыла о стыде и любви, то, значит, она избавится от того и другого. Квинту не было места в ее жизни, а раз так, то не стоит о нем думать. Точка.

Спустя неделю, ближе к ночи, в дом вдовы Мессала Барбата постучал гость, давно не переступавший его порога. У ворот, держа под уздцы тяжело дышащего коня, топтался уставший Квинт Невий Корд Серторий Макрон, старый друг Мессала, один из офицеров, прикомандированных к Тиберию в его добровольной ссылке на Капри.

Выскочившие на стук рабы повели в конюшню усталое животное, а самого гостя пригласили в атриум, куда уже вышла прихорашивавшаяся на ходу Лепида. Услышав о пришельце, она чуть побледнела и приказала позвать Мессалину, чтобы дочь тоже выказала уважение к гостю. Только важные вести могли привести старого знакомца ее мужа в Рим, и она в нетерпении устремилась ему навстречу, приказав слугам быстро накрыть богатый стол.

В доме тут же поднялся переполох, который всегда бывает при появлении нежданных гостей. Как обычно, необходимые продукты закончились, а те, что остались, были не первой свежести, и повар бился в истерике, крича, что не сможет приготовить ничего путного. Узнав об этом, хозяйка дома, сохраняя приветливое выражение лица, попросила дворецкого передать на кухню, что отправит всех в каменоломню, и повар, тут же успокоившись, кинулся к плите, подгоняя поварят.

— Дорогой Макрон, как я рада тебя видеть!

Мужчина, сняв увенчанный страусовыми перьями шлем, склонил седеющую голову:

— Прекрасная Лепида, время не властно над твоей красотой. Мы не виделись уже сто лет, а ты все такая же очаровательная, как в юные годы. Венера щедро оделила тебя своими милостями.

— Ты еще не видел моей дочери! Ты ведь последний раз посетил наш дом, когда она была еще совсем малышкой.

В этот момент послышались легкие шаги, и Лепида указала на Мессалину, которая как раз выходила на свет из бокового прохода, гордо подняв голову, отягченную весом двух тяжелых кос, уложенных в замысловатый узел.

Повидавший много женщин на своем веку, воин даже присвистнул при виде прелестной девушки:

— О да! Но тогда она была гадким утенком, а сейчас я вижу красавицу, которая, боюсь, разобьет множество сердец в Риме. Мессалина, ты великолепна!

Он понимающе переглянулся с Лепидой, и та, кивнув, жестом подозвала к себе дочь:

— Я тоже этого боюсь… Мессалина, ты помнишь дядю Макрона? Хотя вряд ли, ты тогда была еще совсем маленькая… Однако ты, наверно, устал с дороги и проголодался. Слуга показывает, что стол уже накрыт. Пойдем, я постараюсь накормить тебя, хотя, конечно, мой стол беднее императорского. Как себя чувствует принцепс?

Они перешли в обеденный зал и устроились вокруг стола, на котором не осталось свободного места от множества блюд.

— Да это же Лукуллов пир! — снова присвистнул Макрон, безуспешно пытавшийся избавиться от армейских привычек. — Должен признаться, что за последние сутки у меня в желудок попали только пара ломтей хлеба и горсточка фиников. Дражайшая Лепида, ты возвращаешь меня к жизни!

— Что же заставило Макрона мчаться в Рим с такой скоростью, что не было времени даже поесть?

Гость отодвинул блюдо, к которому протянул было руку, и задумчиво посмотрел на мать с дочерью, смотревших на него с напряженным вниманием.

— Не могу тебе ответить на этот вопрос, дорогая, хотя и очень хотел бы. Считай, что я прибыл для наблюдения за получением инвеституры с трибунскими полномочиями некоего важного господина. Кстати, какие у тебя отношения с нашим префектом претория?