Доун Линдсей - Английский союз

— Неужели не поздно? — с любопытством спросил он. — Как интересно! Но не забывайте, что я остался тем же человеком, которого вы отвергли четыре года назад.

Она снов обвила его шею и очаровательно улыбнулась.

— Не будьте жестоки, дорогой. Уверяю вас, вы ошибаетесь. Вы стали бесконечно привлекательнее, на мой взгляд. Раньше вы просто обожали меня, как дюжина других мужчин. О, я не говорю, что не была влюблена в вас: вы были очень красивы и всегда веселы. Но вы были одержимы понятиями о чести и долге намного сильнее, чем мне бы хотелось. А теперь война кончилась, вы изменились, стали гораздо интереснее, чем раньше. Или это я повзрослела? Неважно, главное, что я готова все забыть и начать свою жизнь заново — с вами. Мы созданы друг для друга и, кажется, все, кроме вас, это понимают. Неужели вы все еще хотите наказать меня за то, что я вас отвергла? Если так, то уверяю вас, я уже достаточно наказана, вы и представить себе не можете, что это такое — быть замужем за Бэбверсом! С каким облегчением я вздохнула, когда он так вовремя скончался и освободил дорогу для вас… Потому что, знайте, я всегда вас любила. — Полузакрыв глаза, она приглашающе подняла к нему лицо, совершенно уверенная, что он немедленно откликнется на ее зов.

Но он вовсе не собирался ее целовать.

— Я порой сомневаюсь, были ли мы хоть когда-то влюблены друг в друга, — задумчиво заметил он. — И мне не кажется, что я так уж сильно изменился. Я так и остался младшим сыном, и вряд ли вас может привлечь мое состояние. Кроме того, я всегда презирал и презираю тот образ жизни, к которому вы привыкли. Ваша интуиция не подвела вас, когда вы отвергли меня, моя дорогая. Я совсем не гожусь вам в мужья: со мной вы будете еще несчастнее, чем со своим престарелым лордом.

Она быстро открыла глаза и согнала с лица выражение томного приглашения. С удивившей его проницательностью она сказала:

— Все дело в той американке, не так ли? Вы ее любите. Я видела, как вас увлекла беседа с ней прошлым вечером, и сразу догадалась, что именно о ней вы перед этим рассказывали. Что ж, вы всегда были склонны к рыцарским поступкам. А вы случайно не забыли, что она замужем, дорогой? Бедный Чарльз! Вы прямо обречены на любовь к чужой жене — раньше ко мне, теперь к ней!

Он смотрел на Лизетт, а видел совсем другое лицо и нисколько не удивился, осознав, что она совершенно права. Он любит Сару. Наверное, он любил ее с самого начала, но потеря памяти и та необъятная пропасть, что лежала между ними, помешали ему давно все понять. Он понял сейчас; но, как верно заметила Лизетт, по иронии судьбы правда открылась ему слишком поздно — Сара замужем за другим.

Он отстранил Лизетт, пытаясь улыбнуться.

— Если быть до конца честным, дорогая, то ваш интерес ко мне объясняется лишь тем, что я перестал быть комнатной собачкой, которая с радостью бежит к вам, едва вы ей свистнете. Я бросил вам вызов, и это подогрело ваши чувства. Подпади я вновь под ваши чары, как все ваши поклонники, я быстро бы вам надоел. А теперь я должен идти. Передайте мои извинения лорду Каслри. Я уезжаю в Лондон и вряд ли вернусь.

Она некоторое время смотрела ему вслед, на прекрасном лице были написаны изумление и ярость. Затем она пожала изящными плечами и медленно пошла наверх. Чарльз засмеялся, почувствовав вдруг невероятное облегчение, и вышел наружу, чтоб дождаться экипажа.

ГЛАВА 21

День уже клонился к закату, когда Чарльз добрался до Лондона. Все это время непрерывно шел снег, так что поездка в открытом экипаже оказалась занятием опасным и весьма неприятным. Чарльз замерз, вымок и так устал, что порой спрашивал себя, в своем ли он уме. Ему казалось, что он кинулся вслед за Сарой в припадке временного безумия, и только отголоски прежнего волнения заставили его повернуть не к своему дому, а на Беркли-стрит. По пути он не встретил никаких следов недавних крушений, а потому был уверен, что почтовая карета благополучно доставила Сару в Лондон.

Лакей-англичанин, отворивший Чарльзу дверь, со вполне понятным недоверием уставился на его насквозь мокрый плащ и твердо заявил, что миссис Уорбертон сегодня не принимает.

Чарльз не сомневался, что лакей не сможет помешать ему войти в дом. Хотя его порыв к тому времени изрядно поостыл, он не собирался останавливаться на полпути, пока не повидает Сару.

К счастью, ему не пришлось пререкаться с лакеем, потому что в этот момент в холле появилась Десси.

Ее лицо вспыхнуло нескрываемым удовольствием при виде Чарльза, и она воскликнула:

— Капитан Эшборн! Как я рада вас видеть! Вы выглядите намного лучше, чем в нашу последнюю встречу. — Сама Десси нисколько не изменилась и он с удовольствием узнал ее легкий акцент. — Боже мой! Не вы один приехали в последние полчаса промокшим до костей. Проходите скорее к огню.

— Не беспокойтесь обо мне, — нетерпеливо сказал Чарльз, передавая мокрую одежду недовольному лакею. — Сара… миссис Уорбертон доехала благополучно? Слава Богу хотя бы за это. Скажите ей, что я отниму у нее не более пяти минут.

Десси с минуту подозрительно разглядывала его, а потом, как бы придя к нелегкому решению, кивнула и повернулась, чтобы проводить его наверх.

— Ни один из вас нисколько не изменился, — сказала она с усмешкой, оглядываясь через плечо. — Оба кинулись ехать сломя голову, а на улице метель. Наша детка всегда была не в ладах со здравым смыслом, но от вас я большего ожидала, капитан.

Она провела его на второй этаж и, открыв дверь, объявила:

— Капитан Эшборн, детка! — а сама отступила в сторону, пропуская его в комнату. Чарльз сделал шаг вперед и замер, пораженный открывшимся ему зрелищем.

Сара, все еще в дорожном платье, стояла у камина и держала на руках ребенка с такими же, как у нее самой, рыжеватыми волосами.

Трудно сказать, кто из них в этот момент был потрясен сильнее. Сара, как и Чарльз, застыла на месте, а ребенок, которому на вид было не больше шести месяцев, мирно лежал у ее груди. Ее шляпка и пелерина были небрежно брошены на кресло; она явно первым делом поднялась сюда, даже не успев переодеться с дороги. В комнате было полутемно, и отблески огня в камине подчеркивали линии ее фигуры и сияние пламенных волос. Сара была прекрасна и удивительно женственна.

Чарльза пронзила неожиданная боль; он знал, что она замужем, но совсем не был готов к тому, что у нее уже есть ребенок. Мысли Чарльза смешались. Он почему-то чувствовал себя обманутым, понимал, что выглядит глупо, и совсем уж было собрался извиниться и уйти, сохранив по возможности остатки достоинства, но тут что-то — то ли ее силуэт на фоне огня, то ли знакомая поза — внезапно отозвалось в его мозгу, озарив дальние уголки его памяти.