Мэри Пирс - Горький ветер

Бетони хлестнула маленького пони, и они поехали быстрее сквозь кусающий дождь.

— Все хорошо, — сказала она, когда они наконец увидели Пайкхаус. — Все хорошо, Том, в окне горит свет, она, должно быть, там.

В Пайкхаусе на кухне миссис Джибс сняла свой грязный фартук, завернула его в газету и убрала в кожаную сумку. Она услышала звук подъезжающей брички и стояла, прислушиваясь. Потом подошла к двери и широко распахнула ее.

— Боже мой! — сказала она, увидев кровь у Тома. — Это ведь не полиция такое сделала?

— Миссис Джибс! Почему вы здесь? Где Линн?

— Линн в порядке. Так же, как и ваш маленький сын. Они оба себя отлично чувствуют. И теперь заслуженно отдыхают. Садись, парень, у тебя такой вид, будто это ты рожал.

— Нет-нет, — сказал Том. — Я хочу ее видеть.

— Незачем ходить туда, когда с тебя капает. Да еще и голова вся в крови.

— Конечно, он не пойдет, — сказала Бетони. Она повела его к ярко пылавшему огню. — Минута-другая уже не имеют значения. Тебе нужно высушить одежду.

Он снял шапку, куртку и заляпанную кровью рубашку, и миссис Джибс их забрала. Она повесила ему на шею полотенце.

— Вы уверены, что она в порядке? — спросил он. — Вы от меня ничего не скрываете?

— Честное слово, — сказала миссис Джибс, коснувшись его руки.

— Как давно малыш появился?

— Полчаса назад или около того, и если бы он появился немного раньше, то мог бы родиться между Пайкхаусом и Блеггом.

— Вы уверены, что она ничего не повредила себе?

— Она приложила все силы, но с ней все будет в порядке, я тебе обещаю.

— Может, нам вызвать врача?

— Да, — сказал Джек. — Поеду привезу его.

— На всякий случай можно, — согласилась миссис Джибс. — Доктора Дандеса из Нортона. Второй дом от почты.

— Скажите ему, что это срочно, — попросил Том.

— Я его привезу, не волнуйтесь, — сказал Джек, и за ним закрылась дверь.

Миссис Джибс высушила у огня рубашку. Она отдала ее Тому, и он оделся. Он весь дрожал, и пальцы едва могли застегнуть пуговицы. Ей пришлось помогать ему. Бетони принесла воду и смыла кровь с виска. Он перенес это молча, едва понимая, что она делает. Он заправил рубашку в брюки и провел рукой по волосам.

— Я достаточно опрятный? Теперь мне можно к ней подняться?

— Иди, — сказала миссис Джибс, — а я приду через минуту и покажу тебе малыша.

Линн лежала в маленькой спальне. Ей казалось, что она больше никогда не встанет. Рядом в плетеной кроватке лежал малыш — что-то похожее на куклу под одеялами, и только темное пятнышко волос выглядывало наружу. Она слышала голоса на кухне, и когда Том поднялся в спальню, повернулась к нему, вытянув руку.

— Ты поранил голову, — сказала она слабым голосом.

— Несчастный случай, — сказал Том. Ему не хотелось рассказывать ей о Престонах. — Ударился о низкую балку.

— Ты бледный и выглядишь ужасно. Они не имели права держать тебя так долго.

— Жаль, я не могу видеть, как ты выглядишь после такого дня.

— Мне не так уж плохо. Миссис Джибс просто чудесная. Она сказала тебе, что у нас сын?

— Да, я о нем слышал. Он здесь, рядом с тобой? Ему нравится кроватка, которую я сделал?

— Говори, — попросила она. — Кажется, он услышал твой голос и слушает тебя. Он поворачивает голову туда-сюда.

— Правда? — сказал Том и ощупью пошел к колыбели. — Как ты считаешь, он знает, что я его отец?

Когда он дотронулся до одеял, которыми был укрыт его сын, и почувствовал, как шевелится теплое тельце, такое маленькое, что-то подкатило к горлу, и у него перехватило дыхание. До сих пор малыш был просто частью Линн, частью их общей жизни, чем-то, что заставляло его переживать за нее. А теперь, когда он шевелился под одеялами и Том чувствовал его тепло под своими ладонями, его форму и то, как он дергался, пробуя силу своих маленьких ног и рук, он знал, что у малыша своя жизнь, свои сердце и душа и своя упрямая воля, свое место под солнцем.

— Возьми его, — сказала Линн. — Он ведь твой сын.

— Я боюсь, — признался он. — Я ведь не вижу и могу сделать ему больно.

Лестница заскрипела, и в комнату вошла миссис Джибс. Она взяла малыша из кроватки и положила на руки Тома. И теперь, держа на руках это теплое существо, с такой удивительной силой толкавшее его своими маленькими ручками и сопящее ему в лицо, Том стоял, чувствуя, что он и его маленький сын были одни вместе в темноте. Наедине, как единая плоть. Но прямо в самом сердце этой темноты возникала солнечная картинка.

— Я вижу тебя, — шептал он. — Я вижу тебя, малыш, летним днем после дождя, тянущего руки к дикой розе у изгороди, и ты смеешься совсем как твоя мать, потому что тебе на лицо упало несколько капель дождя.

Миссис Джибс взяла малыша и положила снова в кроватку. Том повернулся к Линн и сел, зажав ее ладони в своих.

— Твой отец был здесь. Ты слышала? Он поехал за доктором Дандесом.

— Да, слышала.

— Ты меня не послушалась, да? Ушла из дома и прошла столько миль до фермы. Мне страшно, когда я думаю, что ты прошла весь этот путь.

— Отец пришел и забрал тебя домой?

— Это сделала Бетони. Она отложила свадьбу, поверишь ли? Не знаю, что она сказала полицейским, но они отпустили меня, как бы то ни было. А потом по дороге домой мы подобрали твоего отца.

Том почувствовал рядом миссис Джибс. Она трогала его за плечо.

— Мы должны дать ей отдохнуть. Доктор еще не скоро приедет. Ты можешь прийти еще через часок-другой. Я тут посижу, пока она спит.

— Думаю, это правильно, — сказал Том. — Я тут гогочу, как старый гусь.

Он поднялся со стула и наклонился поцеловать Линн в лоб. Ее пальцы коснулись его лица. Он повернулся и пошел на кухню.

— Как она? — спросила Бетони.

— Говорит, что в порядке. И миссис Джибс, кажется, не волнуется за нее. Как бы то ни было, скоро здесь будет доктор Дандес.

— Как малыш?

— Он просто шедевр, правда! Думаю, они скоро дадут тебе посмотреть на него.

— Сядь сюда, — сказала Бетони. — Я хочу промыть тебе лоб как следует.

— Хорошо. — Он сел на край кресла-качалки, выпрямившись и зажав руки между коленями. Он думал о своем малыше. — Может, он будет плотником, как и я. Может, его возьмут в Коббз. — И через некоторое время сказал: — Как ты думаешь, ему не понравится, что у него отец слепой, как сова?

— Нет, я уверена, все будет хорошо.

Бетони заметила глубокую рану, смыв запекшуюся кровь.

— Мне это совсем не нравится, Том. Рана просто ужасная.

— Смешно, но я совсем ничего не чувствую. Я почувствовал что-то, когда в меня попал камень. Я думал, что рассыплюсь на кусочки. Но больше ничего не чувствую. — Он протянул руку и потрогал рану кончиками пальцев. — Ничего, — сказал он, надавив. — У меня просто голова онемела, вот и все.