Эптон Синклер - Замужество Сильвии

– Там, в Англии, мы встретились с досточтимой Бетти Энверсли, сестрой его товарища. Она состоит в дружбе с воинствующими суфражистками, и мне хотелось поговорить с ней, чтобы познакомиться с образом мыслей этих женщин. Однако мой муж помешал мне увидеться с нею. И так повторялось всегда, лишь только я пробовала сделать что-нибудь такое, что могло угрожать его власти надо мной. Он желал, чтобы я подчинилась авторитету докторов по вопросу об опасности заражения венерическими болезнями. Но когда я достала книги и показала ему, что на самом деле говорят врачи по этому поводу и как велика, по их мнению, опасность заражения, то он снова рассердился на меня.

Прочтя удивление в моих глазах, Сильвия прибавила.

– Я много читала по этому вопросу, – объяснила она, – и знаю теперь все то, что должна была бы знать до своего замужества.

– Как же вам удалось достать такие книги?

– Я попробовала сначала попросить у докторов, чтобы они дали мне что-нибудь почитать, но они и слышать не хотели. Они уверяли, что это чтение не для женского ума и что, начитавшись об этих вещах, я стану только воображать разные ужасы. Тогда я решила действовать самостоятельно. Я отыскала склад медицинских книг и отправилась туда. «Я американский врач, – объяснила я книгопродавцу, – и мне нужно просмотреть последние труды по венерическим болезням». Тогда он подвел меня к полкам, и я сама достала оттуда несколько томов.

– Бедное дитя! – воскликнула я.

– Когда Дуглас увидел, что я читаю такие книги, он пригрозил, что сожжет их. Я ответила ему, что в магазине найдется еще много экземпляров, а я твердо решила узнать все, что нужно.

Она остановилась.

«Как это похоже на то, что пришлось пережить мне!» – подумала я.

– В этих книгах были главы, касающиеся жен. Я узнала оттуда, что многое от них скрывается, и поняла, почему это делается. Таким образом, мне сразу стало ясно все, что произошло со мной. Дуглас, должно быть, воображал, что так будет продолжаться вечно и что я никогда не выйду из состояния неведения. Но когда это все же случилось, он решился признаться мне…

– Он сознался вам?

Она горько улыбнулась.

– Нет. Он привез доктора Перрина в Лондон, чтобы тот сделал это за него. Доктор Перрин объявил мне, что находит нужным открыть мне правду. У моего мужа, действительно, были некоторые признаки этой болезни. Он как доктор хотел объяснить мне, почему мне сразу не сказали всю правду. Дуглас предлагал сделать это, но все врачи воспротивились. Я должна понять, какая ужасная проблема стояла перед ними, и не осуждать за это ни их, ни особенно моего мужа, который всецело подчинился в этом вопросе авторитету врачей.

– Как глупы мужчины! Как будто это может служить оправданием ему!

– Мне кажется, что я дала понять этому маленькому человечку, какое жалкое впечатление произвели на меня оба – и он, и его патрон. Но я выстрадала все, что только могла выстрадать, и не хотела больше притворяться. Я сказала ему, что было бы гораздо лучше для всех нас, если бы они с самого начала сказали мне правду.

– О, да! – воскликнула я. – Именно это я и старалась доказать им, но добилась только одного результата – собственного изгнания!

Когда поезд, в котором ехала Сильвия, подкатил к станции ее родного города, вся ее семья и множество друзей уже дожидались на платформе. Известие о том, что она прибыла в Нью-Йорк и едет домой навестить больного отца, было перепечатано в местных газетах. В результате почтенного майора засыпали телеграммами и письменными запросами об его здоровье. Тем не менее он все же настоял на том, чтобы поехать встречать свою дочь. Он вовсе не собирался перейти на больничный режим в угоду газетным сплетням обоих полушарий. И вот, нарядившись в свой лучший черный костюм из тонкого сукна, в широкополой черной, заново вычищенной шляпе, в сверкающих сапогах с квадратными носами, он прохаживался теперь взад и вперед по платформе, поджидая поезд. Сильвия бросилась прямо к нему в объятия, как только вышла из вагона.

Тут была и «мисс Маргарет». Она протиснула в дверцы семейного автомобиля свою грузную особу в широкой развевающейся одежде и готовилась пролить слезы над любимой дочерью. Тут же была и Селеста, сияющая, с целым запасом новостей, которыми она стремилась поделиться со старшей сестрой. Были тут и Пегги, и Мэри, превратившиеся в двух смешных неуклюжих подростков. И мистер Кассельмен Лайль, единственный сын и наследник, со своей гувернанткой, черноглазой и очень строгой француженкой. Наконец тут была тетя Варина, волнуемая самыми разнообразными чувствами, вызванными этим неожиданным приездом. Епископ Чайльтон и его жена были в отсутствии, но зато явилась целая делегация двоюродных братьев и сестер. Дядя Мандевиль Кассельмен прислал огромный букет роз, который лежал в семейном автомобиле, а дядя Барри Чайльтон – пару диких фазанов, собственноручно застреленных им.

Позади Сильвии, как всегда холодный и надменный, выступал мистер Дуглас ван Тьювер, а за ним семенила чудесная нянька в изумительном чепце с голубыми лентами и с не менее изумительным свертком белого шелка и кружев. Вся семья бросилась с жаром обнимать Сильвию и пожимать руку ее холодному и важному супругу. После этого всеобщее внимание устремилось на чудесный сверток, содержимое которого привело всех в необузданный восторг. Редко случалось, чтобы великие мира сего позволяли себе выражать публично столь горячие чувства. Неудивительно поэтому, что весь город сбежался на станцию полюбоваться на это зрелище.

Хотя в газетах не появилось никаких заметок по этому поводу, но в штате все знали, что ребенок Сильвии слепой, распространялся слух, что тут скрыта какая-то странная и ужасная тайна. Все это создавало вокруг молодой матери и драгоценного дитя атмосферу, полную таинственности и печали.

Как отнеслась Сильвия к своему несчастью? Как она относится к своим успехам при европейских дворах? Захочет ли она после этого знаться со своими земляками? У многих радостно забились сердца, когда она, ласково улыбаясь, дружески заговорила с ними. Даже старые негры ушли восхищенные и рассказывали всем, что «Ми Сильвия» пожала им руки. Толпа громкими криками проводила вереницу автомобилей, направлявшихся в Кассельмен Холл.

Вечером состоялся большой банкет, в котором пригодились и фазаны, присланные дядей Барри. Давно уже не собиралось столько гостей в огромной столовой, не толпилось в кухне столько слуг. Шум голосов и смех наполняли огромную комнату. Сильвия снова сияла прежней радостью и оживлением, а супруг ее был явно очарован этой патриархальной сценой. Он стал любезным, разговорчивым, остроумным и завоевал все сердца. Он сказал добряку-майору, что только теперь начинает понимать, почему южане так страстно любят свой край. В самой жизни здесь таится какое-то неуловимое очарование, возвышенность духа, придающие всем и вся особую привлекательность. И так как южане больше всего любят слышать похвалы своей родной земле, то все с восторгом выслушали Дугласа и нашли, что он одарен редким умом и тонкой наблюдательностью.