Марси Ротман - Плененное сердце

Первое, что пришло Пэнэману в голову — остановить Пирса. Вполне вероятно, что Шэд наткнулся на него совершенно случайно, ничего не зная об этой его второй берлоге. Идти следом за Пирсом или, что еще хуже, упустить его — слишком опасно. Единственной возможностью выследить Пэнэмана был Дженни, маленький горный пони, который содержался на жалкой ферме слепой и глухой женщины. Женщину считали ведьмой и старались держаться от нее подальше. Поэтому он ее и выбрал. За несколько пенни она заботилась о лошади и пускала его к себе в постель, когда он этого хотел.

Первым, кого Пэнэман после Колби Браунинг ненавидел и опасался, был Пирс — единственный человек, который мог взять над ним верх в лесу, единственный человек, который имел наглость назвать его трусом и не поплатился за это.

В больном воображении Пэнэмана его враги объединились, заключив договор, чтобы убить его. Одно из двух: или Колби нашла Пирса, или он — у ее. Их общая ненависть к нему была достаточным поводом. Возможно, что все дело в исчезновении Кортнэйджа.

Ощущение опасности заставляло Пэнэмана метаться в поисках ответа. Чувствуя необходимость сбросить накопившееся напряжение, он со всего размаху шарахнул ружьем по деревцу, расколов его, как голову Кортнэйджа.

Глава 42

С утра Колби ходила смотреть, насколько продвинулись дела у строителей, и вернулась в прекрасном расположении духа, смеясь и держа за руку Марка.

Со свойственной ей энергией она исправляла упущение последних нескольких дней. Вскоре после приезда Нэвила она вдруг осознала, что ее младший брат совершенно заброшен и лишен ее внимания. Увидев, что он отчаянно крутится вокруг Нэвила, ловя каждое его слово, она постаралась как можно быстрее положить этому конец, и теперь Марк редко покидал ее.

o Походка Колби стала легче, а ее лицо порозовело и светилось здоровьем. Впервые за долгое время у нее появился повод быть довольной. Нога Мэтью пошла на поправку, жар спал. Доктор Лоуренс действительно оказался настоящим волшебником, как и обещала леди Мириам. Дом приобретал уют и ухоженность, становясь тем воплощением великолепия, которое она воображала себе, когда отец рассказывал ей о своем идиллическом детстве в Броули.

Однако ее радость омрачалась некоторыми обстоятельствами. Пэнэман все еще был на свободе и вне досягаемости, а о Пирсе до сих пор никто ничего не слышал.

Да еще Нэвил. Он больше не пытался с ней разговаривать и держался подальше, больше не подвергая сомнению ее самостоятельность или какие-нибудь из ее идей, по большей части проводя время в обстоятельных совещаниях с Джоном Лиром или Тарном Мэйтлэндом. За трапезой — в Броули или Моуртоне — он сидел молча, нахохлившись в конце стола.

Она могла бы быть довольной, что добилась того, чего хотела, но это совершенно не радовало ее. Будет ли она вообще когда-нибудь довольна? Правда заключалась в том, что каждый раз при виде Нэвила она вспоминала день его возвращения, когда сердце чуть не вырвалось у нее из груди, а он, казалось, раскрыл ей свои объятия, и она почувствовала переполняющую до краев потребность потеряться там и спрятаться у его сердца. Это было так близко, буквально подать рукой. В тот день ей было тяжелее, чем когда-либо, и она разделила бы с ним свои несчастья, если бы он все не испортил и не стал снова властным, недоступным Нэвилом Браунингом, каким был при их первой встрече. Ей пришло в голову, что молчание — действительно золото, и если бы люди поменьше болтали, жизнь была бы куда как приятней.

Ей не понравились собственные мысли, и она пошла проведать Мэтью. Он играл с Нэвилом в карты. У него был ясный, живой взгляд, и он явно выглядел гораздо лучше, чем до визита доктора Лоуренса.

— Колби, Нэвил показывает мне, как играть в карты, — воскликнул он.

Колби была вне себя от ярости.

— Я полагала, милорд, что кто-кто, а уж вы-то не захотите увековечить проклятье Мэннерингов, — взорвалась она. — А тебе. Мэтью, известно мое отношение к игре.

Нэвил и Мэтью выглядели сконфуженными, но это не произвело на нее совершенно никакого впечатления.

— Лорд Нэвил предложил послать меня и Марка в школу, которую он основал для детей солдат и офицеров, воевавших в Пиренеях под командованием Веллингтона.

Колби сверкнула глазами.

— Вы будете учиться в Итоне. Папа говорил, что всю свою жизнь жалел об отсутствии у него классического образования, и не хотел, чтобы вы с Марком повторили его ошибку.

Она продолжала метать на Нэвила свирепые взгляды. Не прилагая к тому ни малейших усилий, ее муж ослаблял ее влияние на мальчиков, и она должна немедленно пресечь это.

— Пожалуйста, милорд, давайте прогуляемся. — Приглашение, так, как оно было высказано, сулило мало радости. Нэвил, не слишком довольный, вышел следом за ней через стеклянные двери на лужайку за домом.

Если он полагал, что прежде видел Колби в ярости, он сильно ошибался. Это было ничто по сравнению с тем резким тоном, которым она заговорила с ним, когда они остались одни.

— Как ты смеешь сводить на нет мое влияние на братьев?! — вопила Колби, не прилагая ни малейших усилий скрыть ссору от рабочих, снующих вокруг. — Я спланировала их жизни, и мне не нравится твое вмешательство.

Лицо Нэвила помрачнело, он взял ее за локоть и повел через лужайку подальше от чужих ушей.

— Я чудовищно устал от твоих скоропалительных заключений. — Его голос звучал резко. — Если бы ты послушала, то, возможно, поняла бы, что основная цель существования школы Браунинга — дать возможность мальчикам, не имеющим социальных преимуществ, сражаться за места в Итоне, Оксфорде и Кембридже наравне с другими, — добавил он с горячностью.

— Твоя школа занимается репетиторством, ничем больше, — отрезала Колби. — А репетиторов я и так могу нанять сколько угодно.

— Если тебе доставляет удовольствие опровергать все, что я ни скажу — ради Бога, продолжай в том же духе, — сдался Нэвил. Однако он все же предпринял еще попытку достучаться до ее разума. — Возможно, ты очень умна и очень предана своей семье, но позволь мне сказать, что ты ничего толком не знаешь о подходящем для мальчиков образовании и можешь принести им много вреда. Подумай об этом.

Нэвил повернулся, собираясь уходить. С него вполне достаточно. Он опасался сказать что-то, о чем потом мог пожалеть. Кроме того, он дал ей пищу для размышлений.

— Одну минутку, — окликнула его Колби. Он задел ее за живое, и даже ее хваленая гордость не простирались настолько далеко, чтобы рисковать будущим ее братьев. — Что ты имеешь в виду? — Она взяла его за руку и заставила остановиться.