Роберта Джеллис - Каштановый омут

Джиллиан вскрикнула и, вырвавшись, бросилась назад, не смея оглянуться. Она слышала за спиной какие-то звуки и чуть не умерла от стыда. Адам смеялся! Сильнее ошибиться было нельзя. Адам скорее выругался бы, если бы у него не перехватило дыхание. Он изо всех сил вцепился в поводья жеребца, чтобы тот не убил кого-нибудь, и от чрезмерных усилий из его горла вырвался нечленораздельный звук. По несчастной случайности Джиллиан приблизилась именно в тот момент, когда Адам соскочил с седла, что включило все защитные инстинкты животного. Адам едва успел оттолкнуть Джиллиан в сторону, не дав боевому коню разделаться с возникшей на его пути помехой.

Он был в очень невыгодном положении, так как, спрыгивая на землю, ослабил натяжение поводьев в левой руке. Жеребец устал, а прислуга достаточно хорошо знала его крутой нрав и приближалась к нему только по сигналу Адама. Таким образом, Адам был не готов к внезапному выпаду лошади. Теперь он сам оказался в опасности – не то чтобы конь, который знал его запах, мог умышленно наброситься и на него тоже, но Адам мог пострадать случайно от его копыт, которыми тот гневно брыкался во все стороны. Он мог, конечно, отпустить жеребца совсем, но тот тогда начнет носиться по двору и наверняка нанесет увечья многим, прежде чем его поймают и усмирят.

Прошли страшные пятнадцать минут, пока Адам, повиснув на поводьях, накручивал их на руку, укорачивая их и притягивая голову жеребца к себе. Периодически он хватался за уздечку правой рукой, мыча от боли в боку, где, он чувствовал, что-то рвалось, и затем разлившееся тепло подсказало ему, что открылась рана. Наконец, благодаря в равной мере везению и умению, ему удалось ухватиться рукой за губу коня и притянуть его голову к себе, чтобы он не мог вставать на дыбы. Конюхи, которые с ужасом беспомощно наблюдали за всем этим со стороны, тут же бросились вперед и навалились общей массой. Затаив дыхание, Адам принялся гладить коня, ласково разговаривая с ним, пока, наконец, животное не успокоилось в достаточной мере, чтобы можно было ослабить подпругу и снять седло.

На этом происшествие закончилось. Жеребец, носящий имя Гнев, успокоился совершенно, но теперь гнев охватил самого Адама.

– Идиотка! – завопил он, устремляясь в башню. Его нисколько не успокоило то, что нигде на главном этаже он не нашел Джиллиан, и никто не вызвался помочь ему снять доспехи. Джиллиан сказала служанкам, что берет эту работу на себя, и никто из прислуги не мог понять, что случилось.

– Джиллиан! – заорал Адам, сорвав с себя меховой плащ и в ярости швырнув его на скамью. – Где твоя хозяйка? – рявкнул он затем на съежившуюся служанку.

Естественно, та в ответ только испуганно трясла головой. Никто из прислуги не видел прежде Адама в таком состоянии, и зал пустел, как по волшебству, словно магия делала только что бывших здесь людей невидимыми.

– Кто-нибудь, приведите ее ко мне! – крикнул он. – Если вы заставите меня ждать, я взыщу штраф с каждого из вас за каждую минуту.

Девушка упорхнула. Все остальные исчезли тоже, даже самые храбрые, которые до сих пор мешкали, надеясь, что гроза быстро пройдет. Повернувшись, чтобы попросить кого-нибудь подать вина, Адам обнаружил, что остался совсем один. Никогда такое не случалось с ним прежде. Его слуги и слуги его матери были привычны к вспышкам гнева, и, хотя им порой доводилось прижиматься поближе к стенам и исполнять свою работу как можно бесшумно и незаметно, они никогда не убегали. Они знали: самое худшее, что может обрушиться на них, это пощечина или грубое слово.

Как бы ни жилось слугам при Невилле, полгода пребывания в замке Саэра нагнали на них настоящий страх. Мужчин и женщин калечили, пытали и убивали только из-за того, что у хозяина было плохое настроение. Теперь все решили, что прежний кошмар возвращается. Кто-то должен был пострадать, но каждый надеялся, что, пока настанет его или ее очередь, под горячую руку попадется кто-нибудь другой, и гнев господина поостынет.

Когда в ее комнату влетела бледная и трясущаяся служанка, сообщившая, заикаясь, о повелении и угрозах хозяина, Джиллиан поднялась со скамьи и направилась с лицом и походкой лунатика к лестнице, по которой спустилась в зал.

– Что происходит с вами и вашей прислугой в этом несчастном доме? – воскликнул Адам, как только увидел ее.

– Они боятся, – со спокойствием отчаяния ответила Джиллиан.

– Боятся чего? – взревел Адам. – Я научу их бояться, если еще раз вернусь после недельного похода и не найду ни малейшего гостеприимства. Неужели никто не может помочь мне раздеться? Неужели я должен ходить голодный и грязный?

– Чего вы желаете в первую очередь, милорд, раздеться или поесть? – спросила Джиллиан, гадая, не прибьет ли он ее до смерти, когда она подойдет к нему на расстояние вытянутой руки.

– О Боже, да снимите же с меня эти проклятые доспехи, – сказал Адам, все еще раздраженно, но уже более-менее нормальным голосом. – Я пробыл в них целую неделю и скоро сгнию в собственном поту.

Как бы ни безразличен был дух к самой худшей судьбе, плоть инстинктивно бежит от нее. Джиллиан, едва волоча ноги, приближалась к Адаму, и, когда он заговорил о пище, надежда пробудилась в ней. Если он отправит ее накрывать на стол, она еще может избежать наказания. Требование раздеть его убило в ней эту надежду, и теперь Джиллиан уже не понимала, что он говорит, хотя и слышала какие-то слова. В безнадежности Джиллиан захотелось поскорее избавиться от своей муки. Она ускорила шаг, и в этот момент Адам повернулся к ней лицом. В глаза ей сразу бросилось влажное пятно свежей крови.

– Милорд, – прошептала она, – вы ранены… Ярость снова охватила Адама.

– Это чудо, что я не умер, и половина жителей замка вместе со мной, – отрезал он с побагровевшим лицом. – Если я когда и видел большую идиотку, чем вы, то припомнить не могу. Разве вы не знаете, что нельзя подбегать к жеребцу спереди?

Ни слова эти, ни тон не произвели на Джиллиан никакого впечатления. Она забыла обиду и боль. Все потонуло в страхе за Адама.

– Дайте мне посмотреть! – запричитала она. Утихомиренный реакцией Джиллиан, Адам сказал:

– Ничего страшного. Укол. Только я не пойму, почему так кровоточит.

Джиллиан отстегнула шлем и бросила на пол. Адам поморщился.

– Осторожнее, – начал, было, он, но Джиллиан уже расстегивала завязки капюшона, а затем нагнулась, чтобы задрать кольчугу.

– Сядьте, – приказала она, пододвигая ногой скамью. Адам повиновался. Ярость его улетучилась, и вместе с ней его покинули все силы; он почувствовал себя изможденным, к обычной усталости добавилась еще и потеря крови. Джиллиан стащила ему через голову кольчугу и бесцеремонно швырнула ее на пол.