Шэна Эйби - Столетнее проклятие

Еще миг — и она тоже погибла бы там, под березой, ей, как и Фрине, безжалостно перерезали бы горло… но тут появился дядя Хэнок. Он гостил в замке у отца Авалон — и вот теперь пробился через хаос, кровь и смерть и перебил всех гоблинов. Хэнок спас нареченную своего сына и увез ее далеко-далеко, в самую холодную страну в мире — Шотландию.

В последний раз Авалон видела замок Трэли, когда Хэнок Кинкардин увозил ее прочь на спине своего коня, а она кричала, лягалась и вырывалась что есть мочи — до тех пор, покуда ей в рот не сунули кляп, пахнувший дымом и смертью.

Но сегодняшний день был ясным и теплым, и казалось, что с той страшной поры минуло не двенадцать лет, а целая жизнь. Вокруг зеленели пологие холмы, и все было спокойно. Леди Авалон де Фаруш помнила объятый пламенем Трэли, но теперь замок был изрядно отстроен и заново укреплен.

Все эти годы Авалон хранила в памяти не столько великолепие Трэли, в котором она родилась, сколько ту чудовищную бойню, что увидела с вершины старой березы. В ее памяти Трэли так и остался горящим, залитым кровью, побежденным.

Пикты, напавшие на замок, налетели ниоткуда, перебили жителей, разграбили все — и исчезли. Говорили, что это остатки дальнего северного клана, презревшего закон и королевскую волю.

И потому, когда Авалон повернулась в седле, чтобы взглянуть на свои прежний дом, в душе она ожидала увидеть клубы дыма, подымавшиеся, как и двенадцать лет назад, к самому небу.

Замок, представший ее глазам, выглядел не совсем так, как ей помнилось с детства. И, разумеется, никакого дыма и пламени.

Во-первых, он оказался меньше. В глазах взрослой Авалон замок выглядел уже не так внушительно, как чудилось семилетнему ребенку. Прямые, строгие башни замка все так же тянулись ввысь, но вовсе не достигали, как ей когда-то воображалось, небесных жилищ ангелов. Лужайки вокруг замка выглядели куда ухоженней, изгороди были тщательно подстрижены. А может быть, в детстве она и не замечала таких мелочей.

Береза, на которой Авалон когда-то укрывалась во время набега, заметно выросла и шире раскинула свои могучие ветви. Огонь, уничтоживший замок, не тронул ее.

Зато воздух пахнул так же пьяняще, как когда-то. Авалон счастливо улыбнулась оттого, что хоть что-то за эти годы осталось неизменным — все тот же восхитительный аромат клевера и трав.

Солдат, который ехал рядом с Авалон, увидев ее улыбку, приподнял забрало и окинул девушку одобрительным взглядом.

— Прекрасный вид, — сказал он, и Авалон кивнула, не сводя глаз с замка.

Стражники у ворот издалека заметили их приближение и уже поднимали решетку.

Авалон попыталась вспомнить, запирались ли замковые ворота при ее отце. Нет, этого она не помнила. Пожалуй, такого в обычае тогда не было. Жоффрей де Фаруш, славный королевский рыцарь, к тому времени, когда родилась Авалон, был уже немолод и совершенно не готов к тому, чтобы в одиночку растить и воспитывать крохотную дочь. Его юная жена умерла от горячки, и Авалон была передана на попечение няньки. Отец, насколько она помнила, почти что забыл о ее существовании. При мысли об отце Авалон могла вспомнить немного — его глаза, бороду, голос. Она не сумела бы сказать, был ли ее отец суров или добр, сух или чувствителен. По-настоящему Авалон помнила об отце лишь то, что именно он устроил ее раннее обручение и вызвал из Шотландии Хэ-нока Кинкардина как раз перед самым набегом пиктов.

Между тем конный отряд с торжественностью праздничного шествия проехал через громадные ворота и оказался в мощеном внутреннем дворе. Посередине двора всадники остановились; подбежавший слуга помог Авалон спешиться и увел ее коня.

— Кузина! — громыхнул за ее спиной радостный возглас.

Авалон, обернувшись, увидела, что к ней, раскрыв объятья и широко улыбаясь, спешит богато разодетый толстяк, который мог быть ровесником ее отца. Авалон неуверенно шагнула навстречу, но толстяк оказался проворней и почти с разбега заключил ее в свои мощные объятья. Массивные ониксовые пуговицы, которыми была украшена его туника, больно впились в грудь Авалон.

Она стоически вытерпела это испытание, затем отстранилась и оправила платье.

— Только не говори, что ты проделала весь этот путь верхом! — Толстяк, по всей видимости, кузен Брайс, окинул ее изумленным взглядом, выкатив серые и без того выпуклые глаза. — И ты, Кэдвелл, это допустил?!

— Только по моему настоянию, милорд, — вступилась Авалон за командира отряда. — Видите ли, я терпеть не могу сидеть взаперти.

— Вот как!

Брайс уставился на нее, и, хотя его широкая улыбка оставалась все такой же искренней, Авалон уловила за ней тень раздражения.

— Дорогая Авалон, — продолжал он все с тем же бодрым дружелюбием, — тебе совершенно незачем обращаться ко мне так. Мы же родня. Ты, конечно же, можешь звать меня просто Брайс.

— Как это мило с твоей стороны, — отозвалась она. — Ты, конечно же, можешь звать меня просто Авалон — впрочем, ты уже так и сделал.

Брайс на секунду запнулся, потом захохотал, приняв ее слова за шутку, что было, пожалуй, и к лучшему. Авалон вовсе не хотелось ссориться с этим человеком. По крайней мере, до тех пор, пока он не вынудит ее к этому.

— Что же, — продолжал Брайс, — добро пожаловать домой! Надеюсь, кузина, мы не причинили тебе неудобства своим приглашением?

— Вовсе нет, — искренне ответила Авалон.

— Твоя попечительница… как ее там?

— Леди Мэрибел, — подсказала Авалон.

Леди Мэрибел опекала ее последние пять лет. Как видно, для Брайса это был слишком короткий срок, чтобы заучить имя дамы, к которой он сам же и отправил Авалон.

— Да-да, конечно! Леди Мэрибел, надеюсь, не была слишком огорчена тем, что ты так скоро покидаешь Лондон?

— Думаю, что нет, милорд.

Леди Мэрибел чуть ли не своими руками уложила дорожные сундуки Авалон — лишь бы та поскорей уехала подальше от назревающего скандала. Она хорошо относилась к Авалон все эти годы, но свою незапятнанную репутацию ценила высоко.

— Это моя дорогая женушка предложила пригласить тебя в Трэли, а вот поспешил с приглашением именно я! — Брайс буйно расхохотался, хлопая себя по объемистому животу. — Терпеть не могу ждать!

— Ваше приглашение было как нельзя кстати, — пробормотала Авалон.

Посланец кузена, одетый в цвета дома де Фаруш, прибыл как раз в ночь того достопамятного бала. Авалон так долго не видела своих родовых цветов, что не сразу их распознала и минут пять мешкала, прежде чем взять у посланца письмо.

Ее желают видеть в Трэли. Лорд де Фаруш желает, чтобы она возвратилась домой, и так далее, и тому подобное… Авалон пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы тут же, в переполненной зале, не пуститься в пляс от радости. И не важно, на самом ли деле лорд де Фаруш так жаждет ее видеть. Она уедет из Лондона, а это самое главное!