Филиппа Грегори - Белая королева

Ознакомительный фрагмент

— И сюда придет армия королевы?

Хотя моя мать, безусловно, любила королеву Маргариту и была первой дамой у нее при дворе, приходилось признать, что на тот момент армия Маргариты являла собой силу абсолютного террора. Ее войско состояло из наемников, которые плевать хотели на Англию: из французов, нас ненавидящих; из дикарей с далекого севера, которые мечтали всласть помародерствовать на наших плодородных полях и в процветающих городах. Однажды, например, Маргарита привела армию шотландцев, условившись, что платой им будет все то, что они сумеют награбить. С тем же успехом она могла бы нанять армию волков!

— Я остановлю ее, — уверенно заявил Эдуард, словно это было проще простого. — Я встречу ее на севере Англии и одержу победу.

— Как вы можете быть в этом уверены? — воскликнула я.

Улыбка молнией сверкнула на устах короля, у меня даже дыхание перехватило.

— Я ни разу не проиграл ни одного сражения, — спокойно ответил он. — И не проиграю! В бою я действую стремительно, я достаточно опытен и прекрасно обучен. Да к тому же я смел и удачлив. Моя армия способна передвигаться быстрее любой другой, я заставляю солдат делать быстрые броски в полном снаряжении. Предугадываю намерения своего врага и благодаря этому опережаю его. Сражений я не проигрываю. Мне везет и в любви, и на поле брани. В этих играх я не потерпел ни одного фиаско. Так что в войне с Маргаритой Анжуйской непременно возьму верх.

Я усмехнулась — до того самоуверенным выглядел Эдуард, — однако его горячие речи произвели на меня сильное впечатление, если честно, у меня от них даже голова закружилась.

Эдуард допил свой эль и встал из-за стола.

— Спасибо за гостеприимство, — сказал он.

— Как, вы уже уходите, ваша милость? — пробормотала я, нелепо запинаясь.

— Да, мне пора. А ты подробно изложи на бумаге суть своей просьбы, хорошо?

— Да, конечно, но…

— Имена, даты и тому подобное. Границы тех земельных владений, которые, по твоему разумению, являются твоей собственностью. И во всех подробностях опиши, как эта собственность стала твоей. Хорошо?

Я уже почти цеплялась за его рукав, точно нищенка, лишь бы он подольше побыл возле меня.

— Да, конечно, я все сделаю, но…

— В таком случае я вынужден попрощаться.

Мне нечем было его удерживать, и я лишь втайне надеялась, что моя мать догадалась сделать что-нибудь, чтобы его конь, скажем, внезапно захромал.

— Да, ваша милость. Я так вам благодарна. Но мы были бы очень рады, если бы вы задержались еще ненадолго. Вскоре подадут обед, и мы… или…

— Нет, к сожалению, я должен идти. Мой друг Уильям Гастингс ждет меня.

— Конечно, конечно, ваша милость. У меня и в мыслях не было вмешиваться в ваши планы.

Я проводила Эдуарда до дверей. Его внезапный уход страшно меня огорчил, но я ровным счетом ничего не могла придумать, что бы заставило его остаться. На пороге он обернулся и взял меня за руку. Низко склонив светловолосую голову, Эдуард бережно перевернул мою руку ладонью вверх и прильнул к ней губами. Затем сжал мои пальцы, словно хотел, чтобы я навсегда сохранила его поцелуй, выпрямился и улыбнулся. От всего этого я окончательно растаяла; я уже понимала, что буду держать кулак плотно сжатым, пока не лягу в постель и не смогу прижать ладонь с его поцелуем к собственным губам.

Эдуард, глядя на меня сверху вниз, заметил и мое растерянное лицо, и мою ладонь, которая словно сама собой тянулась к его рукаву.

— Ладно, — вдруг смягчился он, — завтра я сам заеду и заберу ту бумагу, которую ты для меня подготовишь. Обязательно заеду, не сомневайся! Неужели ты думаешь, что может быть иначе? Неужели ты могла поверить, что я так просто уйду и больше сюда не вернусь? Разумеется, вернусь! Итак, завтра в полдень. Надеюсь, я тебя увижу?

Наверное, Эдуард услышал, как на миг остановилось мое дыхание. Вся кровь, казалось, бросилась мне в лицо, щеки так и пылали.

— Д-да… до з-з-завтра… — запинаясь, отозвалась я.

— Завтра в полдень. И я останусь на обед. Если можно, конечно.

— Для нас это большая честь, ваша милость.

Эдуард поклонился, повернулся и направился через зал к широко распахнутым двустворчатым дверям навстречу яркому солнечному свету, а я, заложив руки за спину, бессильно прислонилась к дверной створке. Честно говоря, ноги меня совсем не держали, колени были как ватные.

— Ну что, он ушел? — раздался голос матери, бесшумно появившейся из маленькой боковой двери.

— Завтра он снова придет, — произнесла я, точно во сне. — Да, завтра в полдень. Он придет, чтобы повидаться со мной!

После захода солнца мои мальчики встали на колени в изножье своих кроваток, склонили светловолосые головки к молитвенно стиснутым рукам, прочли вечерние молитвы и улеглись спать. А мы с матерью спустились по тропинке, бегущей от нашей парадной двери по склону холма, ступили на легкий деревянный мостик, перебрались на противоположный берег речки Тоув и нырнули под сень густых деревьев. Высокий, конической формы головной убор матери то и дело задевал за ветви, склонившиеся над рекой. Она молчала, лишь время от времени жестом приглашая меня следовать за ней, и наконец мы остановились у огромного старого ясеня. Мать приложила ладонь к мощному дереву, и я заметила, что ствол обвивает темная шелковая нить.

— Что это?

— Потяни за нее и начинай сматывать в клубок, — велела мать. — Приходи сюда каждый день и понемногу, примерно по футу, сматывай ее.

Я взялась за конец нити и тихонько потянула. Нить без труда поддавалась. Я почувствовала: к противоположному концу явно что-то привязано, что-то легкое и маленькое, но разглядеть не могла — нить уходила куда-то далеко в глубину реки, к противоположному берегу, в тростники.

— Опять колдовство какое-то, — почти равнодушно заметила я.

Мой отец запретил нам заниматься в доме подобными вещами, да и законы нашей страны строго карали за это. Все знали: если докажут, что ты ведьма, тебя неминуемо ждет смерть: тебя либо утопят, привязав к позорному стулу — так казнят женщин дурного поведения и торговцев-мошенников, — либо кузнец удавит тебя на перекрестке сельских дорог. Женщинам, знакомым с колдовством и магическим искусством, к которым принадлежала и моя мать, не разрешалось пользоваться своими умениями. И сами колдуньи, и их ремесло находились в Англии под строжайшим запретом.

— Да, колдовство, — преспокойно отозвалась мать. — И довольно действенное. Впрочем, цели оно преследует самые добрые, так что риск тут вполне оправдан. В общем, приходи сюда ежедневно да нитку сматывай — каждый раз примерно по футу.