Стефани Лоуренс - Нелегкая победа

— Ждите здесь.

Не дожидаясь ее согласия, он развернулся и, подойдя к двери, открыл ее.

— Да?

Альфред отпрянул назад.

— Ох… Ах! — Он быстро заморгал. — Ох… это ты, Гэрри. Э… я не понял.

— Очевидно.

Переминаясь с ноги на ногу, Альфред неопределенно махнул рукой.

— Ладно… Э! Э… Тогда я зайду попозже.

— Можешь не утруждать себя… прием будет таким же, — зловеще предупредил Гэрри и закрыл дверь перед носом своего старого школьного приятеля, поборов искушение сделать что-нибудь еще с этой бессмысленно-добродушной физиономией.

Повернувшись, он увидел, что Люсинда недоверчиво таращится на дверь.

— Какая наглость!

Гэрри улыбнулся.

— Я так рад, что вы теперь меня понимаете.

Люсинда замигала, затем показала на дверь.

— Но он уже ушел. И вы приказали ему не возвращаться. — Поскольку Гэрри лишь приподнял брови, она сложила руки на груди и снова задрала нос. — У вас больше нет причин оставаться.

Улыбка Гэрри превратилась в хищный оскал.

— Я могу дать вам еще две очень веские причины.

И обе эти «причины» постучали в дверь с часовым перерывом.

Люсинда перестала краснеть после первой.

Она также перестала прогонять Гэрри: на такой вечеринке она не чувствовала себя в безопасности.

Когда после полуночи прошел час и никто больше не подкрался, чтобы постучать в ее дверь, она наконец вздохнула с облегчением. Свернувшись на кровати, она посмотрела на Гэрри. Закрыв глаза, он растянулся в большом кресле перед камином.

Она не хотела, чтобы он уходил.

— Ложитесь спать… я останусь здесь.

Он не шевельнулся и не открыл глаза. Люсинда чувствовала, как колотится ее сердце.

— Там?

— Я вполне способен провести ночь в кресле ради благого дела. — Он поерзал, вытягивая ноги. — Это не так уж неудобно. — (Люсинда подумала, затем кивнула. Его глаза все еще были закрыты.) — Вам нужна помощь, чтобы раздеться?

Она отрицательно покачала головой, затем, поняв, что он не видит, ответила:

— Нет.

— Хорошо. — Гэрри расслабился. — Тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Люсинда с минуту следила за ним, затем устроилась под покрывалом. На кровати не было занавесей, и в комнате не было ширмы, за которой она могла бы переодеться. Она растянулась на спине. Гэрри молчал и не шевелился. Она повернулась на бок.

Мягкий отблеск огня играл на лице Гэрри, рельефно выделяя его черты, оттеняя тяжесть век, подчеркивая контуры упрямых губ.

Глаза Люсинды медленно закрылись, и она погрузилась в сон.

Глава одиннадцатая

Когда на следующее утро Люсинда проснулась, огонь в камине угас. Кресло перед камином было пусто.

Она снова закрыла глаза и уютно свернулась под покрывалом. Ее губы изогнулись в томной улыбке. Удовлетворение переполняло ее. Она лениво поискала причину… и вспомнила свой сон.

Как Люсинда догадалась, время было очень позднее, глубокая ночь. Дом затих к тому моменту, когда она проснулась и увидела Гэрри, раскинувшегося в кресле перед затухающим огнем. Он беспокойно пошевелился, и она вспомнила об одеяле, оставленном на стуле у кровати. Она выскользнула из-под покрывала, ее мерцающее платье скользнуло по ногам. Она взяла одеяло и босиком подошла к креслу у камина.

Люсинда остановилась в шести футах от него, предупрежденная каким-то шестым чувством. Его глаза были закрыты, длинные темные ресницы, позолоченные на концах, почти касались высоких скул. Она изучала его лицо, строгое даже в покое. Ее взгляд скользнул дальше, на длинное грациозное тело, расслабленное во сне.

Она подавила тихий вздох.

И почувствовала на себе его взгляд.

Повернув голову, она увидела, что его глаза открыты. Он следил за ней, не оценивающе, но с нежной задумчивостью, от которой она оцепенела.

Люсинда почувствовала сомнения Гэрри и тот момент, когда он отбросил их прочь и протянул ей руку ладонью вверх.

Она стояла, нерешительная, дрожащая, и с долгим глубоким вздохом положила пальцы на его ладонь. Его пальцы ласково, но крепко сомкнулись, и он медленно притянул ее к себе.

Одеяло упало и осталось лежать на полу, забытое. Он притянул ее ближе, посадил к себе на колени. Его руки сомкнулись вокруг нее, и она подняла голову навстречу его поцелую.

Во время их первой близости желание стремительно влекло их друг к другу, не оставляя времени на томительные, долгие ласки. В ее сне минувшей ночью они провели несколько часов у камина, окутанные нежной любовной паутиной.

Люсинда закрыла глаза, сладкое волнение охватило ее.

В своей фантазии она чувствовала нежные опытные руки Гэрри, ощущала мозоли, оставленные вожжами. Он открыл ей дверь в чудесную страну ощущений… терпеливо знакомил с ней, обучал ее чувства, пока не осталось ничего, кроме ее удовольствия… и его тела.

Губы Гэрри искусно ласкали ее шею, сорочка скоро стала препятствием, и она сама жаждала избавиться от нее. Он нежно опустил сорочку, освобождая ее грудь. Она снова чувствовала прикосновение его волос, мягких как шелк, к своей разгоряченной коже.

Сколько времени лежала она, обнаженная, в его объятиях, в умирающих золотых отблесках огня в камине, она не могла вспомнить. Но ей казалось, что прошли часы, прежде чем он отнес ее на кровать.

Он откинул покрывало и положил ее на простыни, затем зажег свечи и поставил канделябр на столик у кровати. Она покраснела и потянулась за покрывалом.

— Нет. Позвольте мне смотреть на вас.

Его голос был тихим и нежным. И страстным, но страсть не была теперь бурной и опасной, а более глубокой, медлительной и бесконечно более сильной. И эта страсть смела все запреты. Она приняла его условия безоговорочно, лежала не шевелясь и смотрела, как он раздевался.

Гэрри лег рядом с ней, и желание вспыхнуло с новой силой. На этот раз он обуздывал свою страсть и учил ее с полной силой чувствовать каждое мгновенье, каждое движение, каждую томительную ласку. И конец был таким же восхитительным, но оставил более глубокое ощущение покоя и ошеломляющее осознание власти и силы, связавшей их.

Когда Люсинда открыла глаза, они были полны слез.

И на его лице она увидела то, на что почти перестала надеяться: он покорился судьбе и не роптал больше. Она видела это в его глазах, сверкавших под тяжелыми веками, в смягчившихся чертах его лица. И особенно в губах, потерявших свою твердость и строгость. Они стали мягче, податливее. Он встретил ее взгляд и не попытался ни скрыть свои чувства, ни подавить их.

Гэрри опустил голову и поцеловал ее долгим, томительным поцелуем, затем оторвался от нее и обнял.

Сон… просто сон, ничего более, воплощение всех ее надежд, ответ на ее самые страстные желания.