Маргарет Пембертон - Цветущий сад

— С ним все в порядке? — Она непроизвольно дрожала.

— Незначительные раны. — Вир не был уверен в последнем, но его это мало волновало. В конце концов, Санфорд заслужил то, что получил. — Сегодня Монткалмы устраивают небольшую вечеринку. Будет весело. Без Майклджонов и Мидов.

Нэнси уже взяла себя в руки. Она улыбнулась:

— Я не смогу пойти, Вир, с такой опухшей физиономией. Мне хочется хотя бы один раз лечь пораньше.

Вир был огорчен, но не стал спорить. Ее отказ был вполне обоснован. Ни одна женщина не появилась бы в обществе, не будучи уверенной, что выглядит прекрасно. Он поцеловал ее в лоб.

— Будь осторожнее. Увидимся завтра.

Мария проводила его до двери, и Нэнси удовлетворенно вытянулась в постели. После вчерашней ночи пыл Вира заметно поубавился. Скоро он будет называть ее по-дружески старушкой. Она лежала, думая о Рамоне.

Выше всех, быстрее всех, навстречу опасностям! Вот кредо, которым он руководствовался в своей жизни. Тогда, когда Вир сообщил ей о случившемся, не успев сказать о судьбе Рамона, сердце Нэнси замерло, и она до конца осознала то, что знала и раньше. Она никогда не поступится своей гордостью, и Рамон никогда не сможет сломить ее. Но она всегда будет хранить его в своем сердце. Она ненавидела его так, как никого на свете. И любила его. Чипс назвал Рамона разрушителем. Таким же был и его отец. Санфорды и О'Шогнесси, Патрик и Лео, Чипс и Дьюарт, Рамон и она. Нэнси устало закрыла глаза и уснула.

Джорджиана вихрем влетела в апартаменты Зии. Ее муж усаживал Зию в шезлонг.

— С ним все хорошо, — сказала она отрывисто мужу, отстраняя служанку и опускаясь на колени перед Зией. — Так по крайней мере сказали, когда я бежала сюда. Они подняли его на борт «Кезии».

— Он в сознании или нет?

— Полагаю, что в сознании. О Господи, Чарльз, думаешь, он был пьян?

— Я думаю, он заслуживает трепки.

Веки Зии встрепенулись.

— С ним все в порядке, — быстро повторила Джорджи-ана. — Они втащили его на борт «Кезии».

Зия протянула руку к Джорджиане. Кожа на руке выглядела полупрозрачной. В блестящих сине-зеленых глазах застыл ужас.

— Я должна сейчас же пойти к нему.

— Дорогая, вы еще недостаточно окрепли…

Глаза Зии вспыхнули прежним огнем.

— Я вполне окрепла! Марио! Филиппа! — Ее тут же окружила стайка прислуги. Граф с трудом сдержал вздох недовольства.

— Нам лучше пойти вместе с ней. Эти служанки на грани нервного срыва.

По лицам служанок текли слезы, и вид у них был такой, будто Рамон уже умер и его похоронили.

— Ваш автомобиль все еще в гараже, милорд, — сказал озабоченный посыльный, когда они вышли на солнечный свет. — В вашем распоряжении шофер миссис Санфорд.

— Есть здесь кто-нибудь и что-нибудь, кроме этих чертовых телег с волами? — раздраженно воскликнул граф. Будучи командиром одного из самых больших эскадренных миноносцев флота Его Величества, он терпеть не мог дураков, а ему казалось, что его окружают только дураки.

Спускаясь вниз, к бухте, все молчали. Граф не мог сказать о сыне Зии ничего лестного. Джорджиана не была уверена в благополучном состоянии Рамона. Зия была очень обеспокоена. Она сидела неподвижно, словно статуя. С одной стороны ее поддерживал граф, с другой — Джорджиана сжимала ее руку. Толпа на пристани расступилась, когда взволнованная троица быстрыми шагами направилась к трапу «Кезии». Синее платье Зии развевалось при каждом ее шаге, и она казалась сказочной королевой из другого мира. Но Зия вовсе не чувствовала себя королевой. Она внезапно ощутила груз своих лет, и ей никогда не было так тяжело, как сейчас.

— Мистер Санфорд вполне здоров, мадам.

Эти заверения могли утешить графа и графиню, но не Зию. Она не будет чувствовать себя спокойно, пока не увидит сына собственными глазами.

Он сидел во главе огромного обеденного стола из красного дерева, рассчитанного на две дюжины человек, а если сесть поплотнее, то и на тридцать. Рубашки на нем не было, плечо было аккуратно забинтовано, а на щеке красовался пластырь и достаточно большой синяк. Перед Рамоном стояла бутылка бренди, а в руке он держал цыплячью ножку. Когда они вошли, он широко улыбнулся и выглядел при этом как корсиканский пират.

— Рамон! — воскликнула Зия со слезами на глазах и бросилась к нему. Цыплячья ножка и бутылка полетели в сторону, и Рамон крепко обнял мать.

— Проклятый балбес! — сказал граф, с трудом сдерживаясь.

— Идиот! — добавила Джорджиана с чувством и устало опустилась на один из стульев.

Рамон осторожно отпустил Зию. Он мог дать выход своей ярости и ревности только таким способом, но после этого мать сразу постарела лет на десять. Никогда раньше он сознательно не причинял ей боль. Это из-за Нэнси он оказался способным на безрассудство.

— Настоящие американские парни устанавливают рекорд в скоростных гонках, — сказала Зия, пытаясь улыбнуться.

— Настоящим американским парням все надоело, — мягко поправил Рамон.

— Как и некоторым другим, — резко заметил Чарльз Монткалм, осушая бокал бренди. — Есть время и место, где можно демонстрировать свою безрассудную храбрость, но не в бухте Фанчэл средь бела дня.

Рамон, хорошо знавший, что Чарльз Монткалм сам демонстрировал чудеса храбрости на автотреке, поднялся и примирительно обнял его за плечи.

— Извини, Чарльз. Просто мне надо было выпустить пар.

— Делай это другим способом, на благо людям. Например, в борьбе с фашистами, — мрачно сказал граф, когда они покидали яхту.

— Чарльз расстроен тем, что происходит в Германии и Австрии, — пояснила Джорджиана, когда граф ушел вперед.

Зия давно уже не интересовалась политикой и потому сказала неуверенно:

— Я думала, Великобритания, Италия и Франция убедили Германию убрать руки от Австрии.

— Немцы делают то, что хотят, а этот толстый боров все предупреждает их, — сказал граф с несвойственной ему грубостью, когда они сели в «даймлер» Зии и теперь уже не спеша тронулись вверх к отелю.

— Самое неприятное — люди начинают беспокоиться, — сказала Джорджиана, пока они ехали по горному серпантину к сверкающему огнями отелю. — Несколько недель назад состоялся грандиозный политический уик-энд в Кливленде.

— Меня это мало интересует, — сказал Рамон с обезоруживающим очарованием, когда автомобиль подъехал к роскошному входу в отель.

Монткалмы расстались с ними, Джорджиана — задумчиво, граф — с явным облегчением. Когда Рамон провожал мать в ее номер, она нерешительно спросила:

— Здесь замешана женщина, дорогой?

Рамон никогда не врал ей. Они остановились у отделанной бронзой двери в покои Зии. Он взял ее за руки, глядя прямо в глаза с нежностью и участием: