Виктория Холт - Тайный брак

— Один из первых вопросов, который он задал посланным к нему людям, — это где родился ребенок.

— И что произошло, когда ему сказали?

— Он произнес странные слова… Если верить тому, что мне передали… Сказал, что он, Генрих, рожденный в Монмуте, будет царствовать мало, но сделает много, Генрих же, рожденный в Виндзоре, будет править долго, но потеряет все. Отчего он так сказал?

— Вероятно, произнес какое-нибудь старинное предсказание, — ответил Джонас Бойерс после некоторого раздумья. — Быть может, до отъезда его посетили некие предчувствия, из-за чего он и не хотел, чтобы ребенок родился в Виндзоре.

— Все это загадочно, — сказала я. — И тревожно.

— Но что он имел в виду, когда говорил о своем недолгом правлении? — продолжал размышлять вслух Джонас. — Он король больших дел. Его любит народ. Он вполне здоров и должен царствовать многие годы, а уж потом… в положенное время… другой Генрих наследует его трон.

— Но все же почему… — Меня продолжала занимать и пугать эта мысль. — Почему я осталась в Виндзоре? Словно какая-то сила удерживала меня и помешала уехать, выполнить наказ моего супруга? Если б я только знала о предсказаниях… О, тогда бы ни на минуту не задержалась!

Снова Джонас ненадолго задумался и потом произнес:

— Если предположить, что оно было… это предсказание… тогда мы должны прийти к мысли и согласиться с ней, что сам Господь распорядился, чтобы все произошло именно так, а не иначе. И что вы, миледи, ничего не смогли бы сделать, даже если очень пытались, чтобы изменить то, что предначертано самим Богом.

Но я не могла принять то, о чем говорил мой друг и духовник.

— О, мне все равно необходимо было уехать из Виндзора! — продолжала я в отчаянии. — Как я могла допустить, чтобы мой сын родился там?! Чтобы он назывался Генрих Виндзорский!

В свою очередь Джонас повторил уже сказанное им.

— Чему суждено быть, того не миновать, — пытался он утешить меня. — Конечно, если бы вы заранее знали о предсказании, то поступили бы, вероятно, иначе. И Провидение, видимо, не желало, чтобы вы знали об этом… Так что постарайтесь забыть обо всех неприятностях. Быть может, все не так серьезно. Просто одна из фантазий короля.

— Он вовсе не склонен к фантазиям, — возразила я.

— У всех у нас они временами появляются, — мягко сказал он.

— Как я хотела бы понять, что все это означает! — простонала я.

— Пути Господни неисповедимы и загадочны, — отвечал Джонас. — А поступки людей подчас странны и необъяснимы. Нам же остается молиться о благополучии короля и его сына.

К этому я была готова со всем рвением, на какое способна.

Прошло некоторое время, и я успокоилась на мысли, что и в самом деле моим Генрихом обуревали какие-то мимолетные фантазии, которым не суждено сбыться, ибо все, что сейчас происходит в моей жизни, прямо противоположно любым нелепым предсказаниям. У меня сильный, отважный, любящий супруг, замечательный здоровый ребенок…

И я должна не терзаться попусту, а радоваться, что все обстоит именно так.

Крещение моего сына проходило, как подобает в королевских семьях, когда рождается наследник трона. Мне казалось странным, что награждают титулами такое крошечное создание, и я сказала об этом Гиймот, но она ничего другого и не ожидала.

Генрих еще ранее избрал в крестные отцы ребенка своего брата Джона, герцога Бедфорда, а для свершения обряда — епископа Винчестерского, Генри Бофорта. Высокая честь стать крестной матерью была оказана Жаклин Баварской, которая очень этим гордилась. Она полагала: такой выбор должен, несомненно, означать, что король Генрих благоволит к ней, а значит, она сможет рассчитывать в ближайшем будущем на его помощь в возвращении утраченных земель.

Что касается маленького Генриха, то с гордостью могу отметить, что он вел себя в течение всей церемонии на удивление спокойно, даже с немалым достоинством, и все им восхищались.

Прошло несколько месяцев, довольно безмятежных, а затем в моей жизни наметились приятные изменения, о которых я втайне мечтала: мой Генрих прислал мне повеление присоединиться к нему во Франции.

Сначала я хотела ехать туда с ребенком. Стоял уже май, и море, надеялась я, будет на этот раз спокойным, не таким, как в том феврале, когда мы с Генрихом отплыли из Франции. Но потом подумала о путешествии по суше, долгом и утомительном, и поняла, что ребенок может не выдержать долгого пути. Итак, следует оставить его в Англии.

Впрочем, напрасно я ломала голову, мучаясь, как поступить. Как я узнала позднее, Государственный совет все равно не позволил бы мне увезти сына из Англии.

Этот же совет решил, что на время нашего с Генрихом отсутствия ребенок будет находиться на попечении своего дяди Хамфри, герцога Глостера.

— Вы расстаетесь с малышкой, — утешала меня Гиймот, — зато будете рядом с вашим супругом-королем.

Я не стала говорить ей, что хотя очень соскучилась по мужу и по его ласкам, но ничто и никто не заменит мне моего ребенка. Кроме всего, я знала, что для Генриха главная забота — его армия, его военные дела, и видеть мужа мне суждено лишь урывками и не часто.

Перед самым моим отъездом ко мне пожаловал герцог Хамфри Глостер.

Чрезвычайно любезно он заверил меня, что нет причин беспокоиться о сыне — все, что необходимо, будет для него сделано. Разумеется, сам он мало что понимает в уходе за младенцами, заметил он с улыбкой, но уже назначены опытные служанки и няньки, не говоря о кормилице.

Я сказала ему, что оставлю при сыне свою верную Гиймот, и он не возражал.

Жаклин последние дни тоже стала проявлять повышенный интерес к своему крестнику, хотя я сомневалась в глубине души в искренности ее чувств. Что-то в этой женщине настораживало меня.

Кажется, впервые Жаклин и Хамфри встретились именно возле колыбели моего сына — что вполне естественно: ведь они оставались его попечителями, и кто знает, как долго придется им выполнять эти обязанности.

Мне бросилось в глаза, что они довольны знакомством. Хамфри терпеливо выслушивал жалобы Жаклин на судьбу, которые та почти сразу обрушила на него, и даже успокаивал ее.

— Моя дорогая леди, — говорил он, — понимаю, как вы страдаете, и вполне сочувствую. Ваш дядя настоящий негодяй. А ваш муж… Как он мог допустить все это?!

— Он больше мне не муж! — отвечала Жаклин. — Мы разведены. Папа римский признал наш брак недействительным.

— Папа согласился на это?

— Дал благословение.

— Тот, кого называют «антипапа»?

— Так или иначе, он оказался хорошим другом, — ответила Жаклин.

— Что ж, если так, не стану применять к нему этот титул.