Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе

о том о сем, разумеется, беседа вскоре перешла на Жанну.

Госпожа Трамон объявила Марциалу о предстоящей свадьбе Жанны; она уже была сговорена.

– Вы знаете, – сказал Марциал, скрывая свое волнение, – я сильно ухаживал бы за нею, если бы дело о браке не зашло так далеко.

– Вы не имели бы успеха; я знаю женщин.

– Вы вполне убеждены в том, что знаете их?

– Я знаю их так же хорошо, как и мужчин. Жанна д’Армальяк не принадлежит к числу тех, которые попадают в западню.

– Я с доброй целью буду за ней ухаживать.

– Стало быть, вы иногда ухаживаете и с дурной целью?

Марциал не ответил на этот вопрос, предавшись всецело своим мыслям.

– К несчастью, – прибавил он, – у меня нет ни гроша.

– Так же как у нее; вы поквитались бы и жили дружно. Если хотите, еще не поздно; я могу помочь вам, и вы сразитесь с Деламаром. Во вторник вечером Жанна приедет ко мне в последний раз перед свадьбой. Приедут также три или четыре англичанки-красавицы, две парижанки; можно будет приволокнуться; это ваше дело, не упускайте же случая. Впрочем, я рассчитываю на вас и не забуду прислать вам завтра утром записку.

Когда подали десерт, пианист выразил свое участие в беседе тем, что сел за фортепьяно; этим случаем воспользовался Марциал, чтобы проститься с госпожой Трамон под тем предлогом, что не любит музыки.

– Я потому стал бы обожать д’Армальяк, – сказал он, взглянув на пианиста, – что она никогда не спела ни одного романса и никогда не мучила фортепьяно.

Глава 17. Опасность писать письма

Итак, во вторник был у госпожи Трамон более или менее танцевальный вечер.

Первым приехал граф Бриансон, хотя ворочался с дороги за письмом Жанне, которое, по его предположению, должно было произвести в ней перемену.

Вторым явился Деламар, хотя и он сделал крюк, чтобы предложить невесте и ее матери проводить их к госпоже Трамон. Жанна отказалась от его услуг, говоря, что будет еще время ездить с ним, как с мужем. При входе в комнату Деламар, хотя и приехал один, взглянул на Бриансона с торжествующим видом.

«Бедный, – подумал Марциал, – если бы он знал историю своей будущей жены, то был бы менее горделив».

Съехались все, за исключением Жанны с матерью. Марциал стал опасаться, что они не приедут. Наконец они прибыли и вошли: мать – торжествуя, как и следует матери, выдающей дочь замуж, невеста казалась очень грустна. Она кланялась направо и налево, не различая никого и воображая, что ей кланяются. Однако она заметила или, правильнее сказать, почувствовала присутствие Марциала.

Госпожа Трамон пошла ей навстречу и осыпала любезностями:

– Без вас и праздник не в праздник; вы душа гостиной и утеха глаз; если бы у меня не были нарумянены губы, я бы вас расцеловала.

Марциал, казалось, не принимал никакого участия во всем происходившем в гостиной, однако не терял Жанну из виду; она показалась ему еще прекраснее в своей бледности, потому что, несмотря на все усилия, не могла изгладить на своем лице выражения тайных мук сердца.

Общество стало оживляться. Приехавший пианист уселся за фортепьяно и начал барабанить. Когда он окончил, госпожа Трамон попросила одну из молодых англичанок спеть что-нибудь.

Мисс Дженни Рамсон исполнила французский романс; можете представить себе, как это было прекрасно; тем не менее общество наградило певицу громкими рукоплесканиями. Марциал воспользовался этим шумом, чтобы поклониться Жанне.

Последняя холодно отвечала на его поклон, как будто едва была с ним знакома. Он настойчиво желал говорить с ней, но Жанна, казалось, не понимала.

Марциал терял голову. Оставшись почти наедине с ней, позади группы гостей, он хотел вручить ей письмо, за которым ворочался с дороги домой и которое написал на тот случай, если ему не удастся поговорить с Жанной. Видя ледяное выражение ее лица, он заключил, что разговор невозможен. Поэтому спрятал письмо в перчатку и сунул его в руку Жанны; но молодая девушка, решившись не видеться с ним больше, отказалась взять письмо.

Она встала со своим обычным гордым видом и ушла в соседнюю комнату, желая отделаться от Марциала. Письмо упало около ее ног, чего не заметил Бриансон, не спускавший глаз с лица Жанны; ему даже представилось, что Жанна вышла в соседнюю комнату с единственной целью прочитать письмо или же переговорить с ним лично. Вот почему он пошел за нею вслед.

Едва они оба вошли в другую комнату, как одна из молодых американок, видевшая передачу письма, подняла последнее и вскричала:

– Кто потерял записку?

Эта молодая девушка принадлежала к числу тех особ, которые любят поднимать шум из-за пустяков. Она подняла руку с письмом.

– Записка! – сказала другая. – Нужно ее прочитать!

– Вслух! Вслух! – сказала третья.

Четвертая тут же потребовала, чтобы читали как можно громче.

Случай показался забавным, вокруг нашедшей столпились все знакомые.

– Письмо запечатано, – сказала она с таинственным видом, – но так как нет адреса, то секрет принадлежит нам всем.

– Читайте! Читайте, – сказала другая.

– Читайте сами; я умываю руки.

И американка передала письмо той, которая требовала чтения.

Требовала особа, только что спевшая романс. Собрав похвалы за свое пение, она хотела пожать лавры и в качестве чтицы.

Поэтому она нисколько не усомнилась распечатать письмо.

– Слушайте, – сказала она и стала читать:

Это прощальное письмо, потому что вы хотите расстаться. Зачем не пришли вы, когда я ждал вас, обуреваемый мучениями, ласкаемый надеждами? О, на этот раз вы не вышли бы из комнаты, с которой навеки нераздельно будет соединено воспоминание о вас…

– Что такое? – спросила госпожа Трамон, подошедши к группе и ничего не понимая.

Злоречивый слушатель объяснил ей, что читают любовную прозу, которую мисс Рамсон намеревалась переложить на музыку для фортепьяно.

Наступило глубокое молчание; все поняли, что чтение этого письма далеко не забавно, так как было нарушением чужого секрета.

Но мисс Рамсон, мечтая лишь о производимом ею эффекте, продолжала читать, как будто дело шло о литературном отрывке.

Вы обвиняете меня, потому что я не смотрю, подобно вам, на любовь с трагической точки зрения. Но в глубине своего растерзанного сердца я чувствую, что моя любовь сильнее вашей. Для вас она была новинкой; в минуту романтического увлечения вы пришли ко мне и повторяли свои визиты, находя в них развлечение для себя. Теперь, убедившись в моей любви, вы не хотите больше меня видеть. Я не могу покориться вашему желанию. Вы унесли с собой мою душу; напрасно успокаиваю я свое сердце – оно не повинуется и