Людмила Сурская - Рыцаря заказывали?

Зашла с ведром дочь и с порога осадила мать:

— Доболтаешься язык-то отрежут. Им та Москва до чёрта не сдалась они коммуняк выпрут за Урал и Сибирское государство организуют.

— А вы докрутитесь туда сюда в канавах сгниёте. — Огрызнулась Лукерья. — Сибирское государство… Тьфу! Небылицы плетёшь. Кто вам даст, олухи.

Юлия потихоньку принялась выспрашивать о тех, с кем приходилось в прошлые приезды общаться стараясь под таким прикрытием подобраться к интересуемой её особе. Человеку к которому она шла на связь. Услышав имя и фамилию Наська, дочка Лукерьи рассмеялась.

— А этого толстогубого, если есть у тебя желание можешь навестить. По правую руку от атамана болтается.

Юлия закусила губу. Вот почему не вернулась ни одна из двух разведок. Предательство.

Справившись с собой она смеясь замотала головой: "Нет, болтаться перед казаками у неё нет никакого желания". А вот в лавку и церковь она б сходила. Лукерья пошла сопровождать её сама. Юлии почти не приходилось выспрашивать. Та сердито тыча пальцем в дома рассказала сама и где штаб и где их кутузка. Юлия постаралась точно запомнить пулемётные точки. Родственник собственноручно отпустил ей товар и обменял на продукты соль. Юлия погоревала о таком наплыве казаков, мол попала не вовремя. Тот пояснил, что их двести сабель и оборону они строят серьёзную. Юлия выразила сомнения. Мол, ехала и ничего такого не заметила. Лавочник, сын Лукерьи расписал всю картину, как есть.

— Хитро маскируют. Чужим не разглядеть. Казачков на виду душ пятьдесят болтается, остальные в амбарах дрыхнут. Секретный отряд на заимке сидит. На случай подмоги естественно.

— Ерунда, засмеялась Юлия, — лошадей же не спрячешь.

— Спрячешь, если с умом. Часть в конюшнях держат и выводят только ночью, а часть на заимке стоит. Пулемёты на дубах и голубятнях поставили. Вжисть не догадаются.

Юлия кивнула, тогда может. Она встала специально спиной к окну, где на виселицах болтались трупы. На плечах и голове несчастных сидели птицы.

— Что не нравится? — осклабился лавочник, дёрнув подбородком в сторону виселиц.

Юлия поморщилась и промолчала. А Лукерья рассердившись плюнула.

— Какому нормальному это может нравится.

— Поменьше отмахивалась бы. Чего ты плюёшься, я при них прибыль имею, вон сколько посетителей, а что при голопузых… Годы уходят, а развернуться не дают. С казаками пришла надежда.

— Э-эх! Они сынок, как принесут, так уходить соберутся и заберут. И голову за это твою открутят. Ты слышал: тише едешь, дальше будешь. Клевал бы себе по зёрнышку целее был. Нас никто не трогал. Помаленьку и жили бы.

Злоба распирала и он буркнул:

— Ты ничего, мать, не понимаешь…

— Где уж мне. Пойдём, Юлия.

Они шли. Лукерья всё говорила и говорила, а Юлия за разговором наблюдала за противником.

Вечером, за ужином, она увидела Настиного мужа. С хмельными глазами казак, много ел, хохотал и с жаром цеплялся к Насте. Та то и дело посматривая на поджатые губы матери отбивалась от него полотенцем. Юлии не понравился его горячий пристальный взгляд. Лукерья спросила её не собирается ли Юлия замуж. Юлия смеясь замотала головой.

— Нет. Учусь.

— А кто-то приезжал…, батюшки, запамятовала кто и сказывал, что вроде как бы собиралась?

У Юлии похолодела спина, но она быстро нашлась.

— Сватали, но не пошла. Мало ль чего народ ни наврёт…

— Оно и правильно, оно и ни к чему, — отпивая с блюдца чай одобрила такой её ход Лукерья. — Людских речей не переслушаешь. Приврать у нас любят. Наплетут только уши развесь. — И стрельнув острым глазом по зятю сквозь зубы процедила: — Не спеши, ангел мой, вот такое сокровище накачается… Душу свою погубишь, коль в проклятый род попадёшь!

Настя недовольно фыркнула и отвернулась, мордатый казалось пропустил привычную колкость тёщи мимо ушей.

— Как же ты прошла красавица, через красные посты? — ухмыльнулся казак. — Враг рода человеческого тебе помогал, аль Ангел под крыло спрятал?

— Так же как и через ваш. Кому я нужна… Проверили документы и пропустили.

— И ты их, краснопузых, никого не видела?

— А зачем они мне. Их в городе завались. В крепости полк стоит. Была охота по дорогам на них смотреть.

— Что ты с неё хочешь? — ухмыльнулась жена.

— Вот думаю, может сводить её к забору, где солдатики лежат, авось узнает кого…

— Ну узнает и что, — прыснула Настька.

Он почесал в затылке и правда чего дальше-то… Ему страшно хотелось остаться с этим цыплёнком наедине и он искал причину и придумывал разговор.

— Пустое городишь… Отчепись, окаянный от девчонки, — стукнула кулаком по столу Лукерья. — Анафема, а не человек.

Но он опрокинув в себя ещё стаканчик, закусив огурцом и слизнув с коротких пальцев текущий по ним рассол, родил ещё один вопрос:

— Говорят: отрядом красных командует голубоглазый дьявол? Не видела?

Юлия посмотрела на Лукерью. Та, громыхнув кулачищем ещё разок, поднялась.

— Голова с ушами, он что на дороге стоит, документы проверяет, чтоб она его видела.

Тот хихикнул, а Лукерья, зная повадки зятя, потянула Юлию за собой.

— Ляжешь со мной. Не совсем удобно, но зато надёжно.

Обошлось. Казак топтал половицы под дверью, но к Лукерье не сунулся. Сна доброго всё равно не было. Вместе с ней не спала и хозяйка. Вымучившись поднялись. Поблагодарив за заботу и помощь собрались в дорогу, выезжали они по самой рани. До заставы их навялился провожать зять. Мол, чтоб без проблем. Юлия переглянувшись с возницей сжалась в комок. "Ясно, неспроста!"

Если для Юлии операция выявилась игрой. То Костя всё это время не находил себе места. Спать он не мог, сидеть тоже. Ходил, курил и ругал себя последними словами за легкомыслие. Оставалось одна надежда на маленькое утешение: дочери Бармина не может угрожать опасность. Но сделав в голове немыслимый разворот мысли вдруг становились паническими: "А вдруг там будет кто-то знающий, что она замужем за красным командиром? Это конец. Я, пойдя на поводу этой легкомысленной девчонки, сам обрёк её на беду. Где была моя голова. Мне нет прощения. Ей положено торчать в лазарете вот пусть и торчит и не ей решать что ей хочется и чего нет, а мне, мне. Только я теперь всегда против. И ни какими бабскими штучками меня не уговорить". И он припускался вновь курить и ходить, ругая себя на чём свет стоит что подвёл её, как пить дать, под крупную неприятность. Он боялся произносить: расстрел, смерть… Такое самобичевание и самоистязание продолжалось до возвращения Юлии. Он так резко вырвал её из брички, что она не успела даже охнуть. Сердца оглушительно колотились, когда лица оказались рядом. Пальцы сошлись в один кулак. Обычно он редко публично проявлял чувства, а тут отбросив смущение, на глазах у всех обняв целовал жену. Целовал как хотел и так долго что у неё закружилась голова. Бойцы, кто постарше отвернулись, кто помоложе стояли с открытыми ртами посмеиваясь. Всем понятно: у командира камни стопудовые с плеч свалились. То напряжение, в котором он прожил эти дни, разрядилось. Плохо верилось, что беда минула и они опять рядом. Радостно было осознавать, что всё кончилось удачей… Она жива и это само по себе уже чудо!