Барбара Картленд - Прелестные наездницы

Он не отрывал глаз от ее лица и говорил как-то механически, будто не думая. Кандида отцепила платье от лестницы.

– Я не могу… позволить вам… это, – ответила она. – Это было бы… нехорошо.

– Почему? – с улыбкой спросил лорд Манвилл. – Мне совсем нетрудно было заплатить за то платье, что сейчас на вас.

Кандида повернулась к нему, и выражение ее лица поразило его.

– Вы… заплатили… за это… платье? – медленно спросила она, едва шевеля губами.

Лорд Манвилл уже собрался было ответить, когда оба они вдруг вздрогнули от звука голосов и смеха. Казалось, не меньше сотни ртов говорят одновременно, и через секунду дверь библиотеки распахнулась.

Видны были смеющиеся лица, шляпки, украшенные перьями; сверкающие драгоценности, шелк и кружева, кисея и бархат; кринолины, такие большие, что с трудом прошли бы в дверь.

Затем от толпы отделилась подвижная и изящная маленькая фигура с кожей цвета магнолии, и взгляд ее темных, восточного разреза глаз, пройдясь по комнате, остановился на лорде Манвилле.

– Лэйс!

Он почти выкрикнул это имя, и мгновение спустя две руки обвили его шею, а веселый голос приговаривал:

– Ну как, хорош сюрприз? Ты разве не рад нас видеть? Мы не могли больше позволить тебе торчать тут в деревне без нас.

Поверх украшенной перьями шляпки Лэйс лорд Манвилл бросил взгляд на толпу женщин, входивших в библиотеку. Он всех их знал. Вот Фанни, вышедшая из ливерпульских трущоб. Блестящее умение ездить верхом сделало ее одной из самых известных и, конечно, самых дорогих наездниц.

Вот Филис, дочь деревенского пастора, влюбившаяся в женатого человека, под чьим покровительством и жила несколько лет. Затем, когда он вернулся к брачным узам, она стала ходячей легендой среди прелестных наездниц, и считалось модным появляться в ее компании.

Вот Дора со своим детским личиком и белокурыми кудряшками, о которой было известно, что она, объезжая лошадей, так сурово обходится с ними, что юбка ее амазонки постоянно запачкана кровью. Заниматься же с ней любовью было все равно что нырять в чашку с густыми, жирными, приторными сливками.

Вот Нелли, Лоретта и Мэри-Анна – красивые, остроумные и веселые женщины, с которыми он когда-то развлекался и манеры которых находил гораздо предпочтительнее респектабельности Прекрасной Благонамеренности. Теперь же по какой-то непонятной причине, которой даже сам не знал, ему совсем не хотелось видеть их в Манвилл-парке.

За женщинами вошли их спутники – три офицера из придворной кавалерии: герцог Дорсетский – довольно неуклюжего вида краснолицый молодой человек, пивший сверх меры; капитан Уиллогба, к двадцати пяти годам промотавший в игорных домах состояние и вновь вернувший его; и граф Фестон, дававший самые дорогостоящие ужины, которые когда-либо имели место в Арджилльских меблированных комнатах, – ужины, заканчивавшиеся обычно тем, что он платил за обновление всего интерьера.

Сзади к ним фланирующей походкой подошел, с улыбкой на багровом лице, сэр Трешэм Фокслей.

– Мы остановились у Фокси, – объяснила Лэйс, пытаясь перекричать шум, который производили прелестные наездницы, толпившиеся возле лорда Манвилла, чтобы поприветствовать его. – Он нас пригласил, и мы взяли с собой нескольких лошадей. У него возникла великолепнейшая идея устроить сегодня после обеда соревнования на твоей площадке для верховой езды. И не вздумай сказать, что не угостишь нас обедом: мы умираем с голоду.

Лорд Манвилл не знал что ответить. Он не видел, как Кандида при виде сэра Трешэма оцепенела и огляделась вокруг в поисках другого выхода, кроме двери, через которую все вошли.

Но другого выхода из библиотеки не было, и ей ничего не оставалось, как лишь смотреть и слушать, зная, что взгляд сэра Трешэма, направляющегося в ее сторону, прикован к ней и только к ней.

И тут сквозь суматоху и шум до лорда Манвилла донеслись слова сэра Трешэма:

– Мисс Кандида, поверьте, единственное, чего я хочу, – это извиниться перед вами в надежде, что вы простите меня.

С каким-то почти безрассудным, неожиданно нахлынувшим гневом лорд Манвилл спросил себя, каким образом Кандида могла знать сэра Трешэма и почему он извинялся перед ней. Ему хотелось услышать, что она ответит, но этого ему не удалось, потому что Лэйс продолжала что-то говорить ему на ухо. Лишь сэр Трешэм услышал слова Кандиды:

– Мне нечего сказать, сэр.

– Но, право же, вы должны поверить мне, – упорствовал сэр Трешэм, – что я глубоко опечален тем, что расстроил вас, и что я, честное слово, смиренно раскаиваюсь.

Кандида не отвечала, и он настойчивым голосом добавил:

– Я отдаю себя на вашу милость. Не можете же вы быть столь жестокосердной, чтобы не простить искренне кающегося грешника.

– Ну хорошо, я принимаю ваши извинения, сэр, – тихим голосом сказала Кандида. – Но теперь, с вашего позволения, я…

– Нет… подождите! – умоляющим тоном произнес он. Но она уже проскользнула мимо него и, увидев, что путь к двери свободен, выбежала из библиотеки и помчалась вниз по ступеням, в холл. На середине лестницы она встретила Адриана.

– Что случилось? – спросил он. – Что это за шум?

– Приехало много людей, – ответила она. – И этот человек… этот ужасный, отвратительный человек! Я надеялась, что больше никогда его не увижу.

– Кто это? – спросил Адриан. – И что он вам сделал?

Кандида ничего не ответила, и он сказал:

– Скажите же мне, что он вам такого сделал, что вы… О, да вы вся дрожите! Так кто же он?

– Его имя… сэр Трешэм Фокслей, – запинаясь, выдавила Кандида.

– Я слышал о нем! – с презрением в голосе сказал Адриан. – Это совершенно невоспитанный человек. Никогда не имейте с ним дела!

– Если удастся этого избежать, то конечно, – дрожащим голосом ответила Кандида. – Но зачем он здесь? Лорд Манвилл говорил мне, что тот живет неподалеку, однако сказал также, что не любит его.

– Не думаю, что он пробудет здесь долго, – успокоил ее Адриан. – Чем он вас так напугал?

– Он без приглашения вломился в дом миссис Клинтон в Лондоне, – тихо ответила Кандида. – Я была там… одна…

При воспоминании об этом по ее телу пробежала дрожь, и она сказала почти шепотом:

– Он… пытался… поцеловать… меня… Это было так… ужасно!..

– Я же говорил вам, что он невоспитанный человек! – воскликнул Адриан. – Но в этом доме он вам ничего не сделает.

– Я не хочу… разговаривать с ним, я не хочу, чтобы он… приближался ко мне, – почти с яростью в голосе сказала Кандида.

– Не беспокойтесь, – заявил Адриан. – Я буду возле вас и не позволю ему приблизиться.

– Вы обещаете? – спросила Кандида.

– Обещаю, – с улыбкой ответил он. – Не беспокойтесь, Кандида.