Шеннон Дрейк - Неповторимая

Марк был крупным широкоплечим мужчиной с обветренной и загрубевшей кожей, припорошенными сединой, словно пылью, волосами и морщинами, глубоко врезавшимися в лицо, которое словно светилось изнутри гордостью и благородством. Шона испытывала уважение к Марку всю жизнь, но сблизилась с ним только в последние пять лет. Как раз пять лет назад случилось то, что жители этих мест Шотландии до сих пор с ужасом вспоминают. Старший сын лорда Дагласа Дэвид погиб во время пожара. С тех пор лорд стал проводить в Америке все больше времени, препоручив свой замок и земельные владения заботам клана Мак-Гиннисов. По давнему обычаю, несмотря на то что лорд Даглас обладал самым огромным состоянием и властью в этих краях, его правой рукой оставался глава клана Мак-Гиннисов. Когда Дагласы не могли или не хотели распоряжаться своим богатством, это делали за них Мак-Гиннисы.

Ночь пожара изменила установившийся порядок, но больше, чем кого-либо, изменила саму Шону. Несколько месяцев после страшной ночи она, терзаемая ужасом и отчаянием, провела в Крэг-Роке, деревне, неподалеку от которой располагались замки Мак-Гиннисов и Касл-Рок, а затем сбежала в Глазго. Но четыре года назад Шона вернулась домой, а в последние два года утвердилась в качестве главы клана Мак-Гиннисов и занялась делами в Крэг-Роке. Недавняя смерть престарелого лорда Дагласа принесла еще больше перемен. Лорд Даглас оставил наследника — своего младшего сына Эндрю. Но юноша был наполовину индейцем сиу и оказался в самой гуще событий, происходящих у него на родине. Шона знала, что сердце Эндрю навсегда останется на западе Америки, в дикой прерии, принадлежащей народу его матери. Когда Эндрю попросил Шону и впредь управлять владениями Дагласов за него, она согласилась без колебаний. Она, как и подобало леди Мак-Гиннис и главе клана, несла ответственность за людей, которые жили и трудились на землях Мак-Гиннисов и Дагласов. Несмотря на то что у Шоны было немало родственников-мужчин — братьев ее деда, кузенов и племянников, — титул и владения Мак-Гиннисов, которые граничили с землями Дагласов, перешли после смерти отца Шоны именно к ней. В то время она была молода и мечтала отнять власть у двоюродного деда Гоуэйна. Ночь гибели Дэвида чуть не погубила ее, первые месяцы после нее стали для Шоны адом. В Глазго, где было не о ком заботиться, кроме себя, Шона оправилась от потрясения и поняла: никакое место в мире не сравнится с родиной.

— Все мы время от времени поддаемся суеверному страху, — произнесла Шона с улыбкой. — Таков уж нрав нашего народа, и, по-моему, он неотъемлемая часть нашего обаяния, — объяснила она Марку, грустно улыбаясь. — Близится Ночь лунной девы, когда ночное светило светит в полную силу, а целомудренные девы могут стать добычей демонов, если забудут об осторожности. Некогда приближение этой ночи наводило страх, а теперь мы празднуем и пируем. Марк, и тебе, и мне известно, что в шахтах не водятся призраки, гоблины, буки и тому подобная нечисть. Надо убедить людей, что шум в шахте вызван каким-то явлением природы. И это правда. Но скажи, ты уже говорил об этом с моим дедом Гоуэйном?

Марк кивнул.

— Боюсь, ваш дедушка понимает свой народ не так хорошо, как вы, миледи. Гоуэйн ответил, что я должен приказать парням работать в том туннеле или забыть о жалованье. А вам известно так же хорошо, как и мне: люди должны получать деньги, чтобы жить.

— Да, это я знаю.

По мнению Шоны, на всей земле не нашлось бы места прекраснее, чем горы северной Шотландии. Ничто не могло сравниться с этим диким, своеобразным, чарующим краем. Но горы постепенно лишались своих давних обитателей. В эпоху машин многим горцам пришлось покинуть земли, которые они обрабатывали с таким трудом, и искать лучшей жизни в городах. Однако горцы по-прежнему были накрепко привязаны к своим семьям, и многие из них оставались на прежних местах потому, что не могли бросить престарелых родителей, немощных родственников или беспомощных детей. Некоторые не покидали обжитых мест, потому что знали: нигде не живется лучше, чем на родине.

— Преимущество угольных шахт состоит в том, что они дают работу сотням человек, — объясняла Шона Марку. — Мы должны убедить людей, что работать там совершенно безопасно — разумеется, настолько, насколько вообще может быть безопасным труд под землей. Ладно, завтра утром я первым делом поговорю с преподобным Мэсси, а потом повидаюсь с углекопами.

— Ас Гоуэйном? Он рассердился, узнав, что вы сократили рабочий день для детей.

Шона кивнула, не говоря ни слова. Гоуэйн с трудом терпел ее вмешательство в дела, которые он считал мужскими. Шоне не хотелось ссориться с дедушкой. Она опасалась оскорбить его, но в деле с угольными шахтами решила настоять на своем.

— Предоставь это мне, Марк Мензис. Увидимся с тобой и с остальными углекопами завтра у шахты.

— Благодарю вас.

Он поднялся, чтобы уйти, но в этот момент дверь кабинета с грохотом распахнулась. Вошел Гоуэйн.

В свои без малого шестьдесят лет младший брат деда Шоны оставался высоким, широкоплечим, мощным и властным мужчиной. Его смоляные волосы, отличительную черту Мак-Гиннисов, лишь слегка тронула седина; густые и длинные пряди доходили ему до плеч. В любую погоду он одевался в килт, как и подобало горцу, и Шона без труда представляла себе Гоуэйна воином давних времен, вступающим в безжалостную схватку с любым врагом, который осмелился нарушить священные границы родины. Этот вспыльчивый человек был крепко привязан к земле, где родился и вырос. Он знал, как выращивать богатые урожаи, как выкармливать лучший скот. Не меньшие способности он проявлял и в денежных делах. Хотя Шона и значилась главой семьи, но на дворе был девятнадцатый век, и она сама, и Гоуэйн, и еще один ее двоюродный дедушка Лоуэлл, и кузены Алистер, Аларих и Айдан в равной степени занимались делами клана.

— Дедушка? — пробормотала Шона. — Ты как раз вовремя. Марк пришел рассказать мне о новой штольне. Полагаю, нам следует устроить службу…

Гоуэйн нетерпеливо отмахнулся.

— Устраивай что хочешь, дорогая. Мензис, напрасно ты обеспокоил Шону. Тебе следовало обратиться с этими затруднениями ко мне.

— Прошу прошения, сэр… — начал Марк, но Гоуэйн вновь взмахнул рукой.

— Вопрос решен, верно? Так ступай себе, Мензис, возвращайся к своим делам, если хочешь, а я занятой человек и хочу уделить минутку внучатой племяннице.

— В таком случае до завтра, леди Мак-Гиннис, — произнес Мензис и поспешно покинул кабинет.

— Ты обошелся с ним очень грубо, — заметила Шона. Гоуэйн не смутился:

— Меня тревожат сейчас куда более важные дела.

— Какие?

Гоуэйн бросил на стол письмо. Шона взглянула на деда, приподняв бровь.