Лесия Корнуолл - Любовь на Рождество

Ознакомительный фрагмент

При виде Иана леди Марджори и ее дочери опустились в глубоком реверансе. «Они приехали помочь», – объявила Марджори, одарив Иана улыбкой, напомнившей Фионе жуткий оскал чучела дикой кошки, украшавшего древний зал замка. Марджори пообещала обучить Иана всем английским манерам и обычаям как раз к тому времени, как он отправится на юг, чтобы принять наследство. Сказано все это было таким тоном, словно Иан понятия не имел о правилах приличия. Когда Иан представил ей Фиону, Марджори едва удостоила ее взглядом. Только объявила, что вышколенная английская гувернантка в скором времени сделает из Фионы настоящую юную леди, хотя с ее злополучной хромотой уже ничего не поделаешь. До приезда тети Марджори хромоту Фионы никто не считал злополучной.

Фиона вовсе не желала, чтобы кто-то делал из нее настоящую леди, и была убеждена, что у Иана прекрасные манеры. Другого такого же доброго, умного и смелого мужчину не знала не только она, но и никто из обитателей Крейглита.

Позднее, за ужином в первый же вечер после приезда, тетя Марджори предложила Иану жениться на Пенелопе – точнее, принялась настаивать на этом. Пенелопа станет ему поддержкой и опорой, из нее получится идеальная графиня, ведь она выросла в Вудфорд-Парке – величественном главном поместье графа Пембрука. Сама Пенелопа только трепетала длинными, густыми золотистыми ресницами и мило улыбалась Иану. Выслушав Марджори, Иан долго молчал – он принадлежал к числу мужчин, которые тщательно обдумывают каждое свое слово и поступок. Ему хватило такта и здравомыслия предложить прежде узнать друг друга получше – вдруг Пенелопа обнаружит, что он не годится ей в мужья? О том, понравилась ли ему самому Пенелопа или нет, он умолчал, и хранил на лице настолько непроницаемое выражение, что даже Фиона не поняла, какого Иан на самом деле мнения о своей жеманной кузине. И даже сейчас, по прошествии двух недель после прибытия Пенелопы, Фиона по-прежнему терялась в догадках. Разумеется, Иан был безукоризненно вежлив с гостьей, но долгожданного предложения до сих пор не сделал.

Это промедление доставляло все больше и больше неудобств. Пользуясь каждым мало-мальски подходящим случаем, тетя Марджори подталкивала к Иану Пенелопу, разодетую как принцесса, невинно хлопающую ресницами и выставляющую напоказ пышную грудь. В холодное время года в Шотландии ей не следовало бы рядиться в настолько открытые платья.

– А по-моему, у Иана уже было предостаточно времени, чтобы сделать предложение. Может, он просто не хочет, – заявила Элизабет сестре. Пенелопа порывисто шагнула к ней и дернула ее за волосы.

– Само собой, он сделает мне предложение! Отчего же нет? – Она метнула острый взгляд в Фиону, которой хватило ума промолчать. – Ведь я обворожительна. В меня влюбляется каждый мужчина, стоит ему только меня увидеть. Иан тоже влюбится. Вот увидите, он еще упадет к моим ногам и будет умолять стать его женой.

– Ну и когда же? – осведомилась Элизабет, благоразумно отступив подальше от сестры, которую решила подразнить.

«Никогда», – мысленно помечтала Фиона.

– Очень скоро, – заверила Пенелопа, кутаясь в модную кашемировую шаль. – Подбрось лучше топлива в огонь. В этом жалком подобии замка всюду сквозняки. Должно быть, в стенах дыры величиной с мою голову.

«Голова у нее тверже любого из камней, из которых сложены стены замка», – подумалось Фионе. Пройдя по комнате, она подбросила в камин еще торфа, поскольку в шотландских домах гостей чтили и заботились о них, даже если ответной доброты от них не видели. По мнению Фионы, Иан не смог бы выбрать жену хуже Пенелопы Карри, а он заслуживал самой лучшей супруги, такой же доброй, заботливой и отважной, как он сам.

Не удержавшись, Фиона пустила пробный шар.

– А что ты подаришь Иану на Рождество, Пенелопа? – спросила она. – Может, твой подарок убедит его, что ты – лучшая дев… то есть леди, какую он только сможет найти.

– Подарю на Рождество? – Пенелопа изумилась. – Значит, в Шотландии вы делаете друг другу подарки?

– Да, и дарим их.

– А он мне тоже что-нибудь подарит? – спросила Пенелопа.

Фиона приподняла брови.

– Рождество – это прежде всего подарки, по крайней мере здесь, в Шотландии.

Пенелопа вскинула подбородок.

– Ну и что же тогда ему понравится?

– Какой-нибудь дар от всего сердца, – объяснила Фиона, твердо убежденная, что сердца у Пенелопы нет.

– То есть? – Пенелопа хмурилась.

Прикусив язык, Фиона только улыбалась. Если Пенелопа до сих пор ничего не поняла, если даже ни разу не поговорила с человеком, за которого собиралась замуж, и не узнала, что он любит, а что нет, тогда Фиона ничем не могла ей помочь, да и не хотела. Сама она вязала брату шарф из шерсти, которую вычесала, спряла и покрасила. Иан тоже каждый год собственноручно готовил Фионе подарок – обычно вырезал что-нибудь из дерева.

Дверь снова открылась. Фиона с надеждой вскинула голову, но увидела на пороге старую Энни.

– Неужто в Шотландии слуг не приучают стучаться? – осведомилась Пенелопа.

– Неужто в Англии молодежь не уважает старших? – парировала Энни и сверлила гостью взглядом до тех пор, пока та не отвела глаза.

Энни принюхалась.

– Чую таволгу, лаванду и тысячелистник, – объявила она, пригвоздив Фиону к месту пронзительным взглядом. – На что колдовали? – спросила она на гэльском языке.

– На любовь, – ответила Фиона.

– Для этой? – Энни повела глазами в сторону Пенелопы.

Фиона покачала головой.

– Для Элизабет и меня, – объяснила она, и Энни усмехнулась.

– Для этого ты еще слишком молода, девочка. – Она посмотрела в сторону камина. – И что же ты видела?

– Вообще-то ничего. Искры, – ответила Фиона, и Энни подошла к камину, чтобы заглянуть в него.

– Говори по-английски и подбрось еще торфа в огонь, если уж стоишь там, – распорядилась Пенелопа, но Энни пропустила ее слова мимо ушей.

– Только искры? Что-то вызвало метель, – продолжала по-гэльски Энни. – Я не заметила, что она приближается, и у Сэнди локоть не болел так, как болит обычно к перемене погоды.

Она стояла так близко к огню, что его отблеск оживлял приглушенные цвета клана Макгилливреев – оранжево-красный, бирюзовый и зеленый – на старинном шотландском платье «эйрисейдж», которое она носила. Энни ткнула костлявым пальцем в камин.

– Ага, видишь полосу копоти вон там, у решетки? – спросила она по-английски. Элизабет поспешила подойти, чтобы тоже взглянуть.

– Это знак? – ахнула Элизабет. – Знак истинной любви?

– Это значит, что мы ждем гостей, – объяснила Энни. – И довольно скоро.

Пламя отражалось в глазах Энни, словно полыхало у нее внутри. Фиона заглянула в эти блестящие глаза, и предчувствие неведомого наполнило ее страхом и трепетом.