Фрейлина - Тамара Шатохина

Вокруг меня шептались… говорили, что никогда не видели невесты более сияющей. Еще о том, что надо же — весь июнь был дождливым, а в день помолвки вдруг засияло солнце, на небе ни облачка… и вроде это знак, он обещает молодым безоблачное счастье.

Из-за арок неслись венчальные песнопения и возгласы священника. Позолота иконостасов и подсвечников отражала свет солнца и дрожащие свечные отблески. Вкусно пахло воском и дымом благовоний. Все было знакомо и в то же время непередаваемо торжественно и трогательно. Печально…

Здесь и сейчас отпевали девичьи мечты и счастливую женскую судьбу Ольги.

После православной свадьбы все тем же порядком проследовали в Стольную залу, где прошло венчание по лютеранскому обряду. Пастор произнес короткую, но очень чувствительную речь. Незнакомый пожилой немец оказался тем самым принцем Гогенлоэ-Эринген — представителем короля. Во время обряда он стоял рядом с Ольгой и Карлом.

А дальше, собственно, началось празднование.

Праздничный обед накрыли в Белом зале. Поставили дополнительные столы, накрытые роскошными скатертями и украшенные цветами. Французские шторы были подняты в пол окна. На столах тоже все, как положено — изысканные напитки, горы деликатесов, закусочные развалы… Отмечали широко и это касалось не только стола.

Но сразу и сэкономили на празднованиях — 1 июля был Днем рождения Александры Федоровны, а еще годовщиной их с Николаем свадьбы — счастливое число, должно было принести счастье и молодым. То же самое, кстати, провернули семь лет назад со свадьбой старшей дочери Марии. И должны бы уже знать, что ожидаемого счастья там не случилось — Маруся отжигала по-взрослому и наглела истинно по-великокняжески.

Фрейлинам, как всегда, накрыли стол в Статс-дамской.

Здесь ели мало, и я тоже помнила совет маменьки — не обжираться, но в желудке сосало и тянуло. Подумав, положила себе немного того, немного сего, глядя как это делают другие. Старалась не спешить и жевать не жадно. Приличия вроде соблюла — двигалась плавно, ела медленно.

И только во время этого… действа — самым что ни на есть прозаичным образом работая челюстями, я наконец очнулась. До того была, как во сне или угаре, даже помнила не все — перебор впечатлений? Мы куда-то двигались, я смотрела… Видела, слышала, но будто через фильтр или плывущий в воздухе флер… нереальности?

Тащила шлейф, сама плыла по паркету.

Ловила мимолетное отражение в зеркалах и не сразу узнавала себя — прынцесса… нет — королевна. Странно это было, реально и нереально сразу. Чуточку смешно и немного горько, печально и восторженно.

В Белом зале сияла сейчас счастьем Ольга, остро и трепетно чувствуя рядом любимого. Плыли ароматы еды, звенели бокалы. Безмолвными тенями скользили из буфетных и обратно лакеи, делая перемену блюд. Произносились тосты и речи… При желании мы даже могли их слышать.

— Наверное, мечтаешь о Фредерике Августе? У тебя печальное лицо, — участливо интересовалась Анна.

Я посмотрела на нее. И чувство такое… ну все равно не понимала я, как можно вот так — и вашим, и нашим? В самом начале наивной дурочкой она мне не показалась, наоборот — сквозило чем-то таким… стервозным? Но она так быстро перестроилась, так естественно среагировала на предложение о перемирии! Веры ей больше не было, но и злиться, особенно сейчас, ни настроения, ни причин у меня не было.

— Давай пройдемся по ближайшим залам, пока не объявили бал? — предложила я, — хотя бы до Картинного. Как думаешь — можно?

— Здесь многие прогуливаются, — взяла она меня за руку, — отпусти трен, сейчас мы никому не мешаем.

И мы с ней пошли, нет — поплыли-поплыли… сказочное ощущение. Наверно, так чувствовала себя Золушка, приодевшаяся на халяву. А я — благодаря Елизавете Якобовне, не жалевшей денег на Таю. Нельзя мне ее подвести, ну никак нельзя…

— Доброго дня, Таисия Алексеевна… Анна Владимировна, — послышалось узнаваемое, скоренько призвав ко мне на кожу знакомый уже табун мурашек.

За легким общим шумом, негромким стуком каблучков и разговорами других людей мы не услышали, как он подошел.

Сегодня я его не видела, хотя почетный караул от кавалергардов стоял в каждом из помещений анфилады. Высокие блондины, в этот день исключительно офицеры — в белых лосинах и красных вицмундирах с обшлагами черного бархата, серебряными эполетами и петлицами. И императорскими орлами на начищенных касках. Сейчас мужчина держал ее в левой руке.

«Не стремимся быть первыми, но никого не допустим быть лучше нас» — таким был девиз кавалергардов. Красавчики, пижоны… в мирное время. Какой бал без кавалеров? Женская Москва в эти времена буквально задыхалась без них, зато в Петербурге — весь цвет воинства, аристократы, потенциальные женихи. В Петергофе та же картина — расквартировано несколько полков, плюс кавалергарды при Семье, казачья верхушка из охраны.

Мы с Анной вежливо ответили на приветствие.

— Таисия Алексеевна, я прошу у вас несколько минут разговора — здесь… прямо здесь, только отойдемте к окну. Я не задержу надолго. Нижайше прошу прощения, Анна Владимировна.

— Да-да. Ну что же… я подожду, — то ли запаниковала, то ли насторожилась Анна.

Мы подошли к окну, и Дубельт еще немного помолчал, глядя на парк. То ли что-то вспоминал, то ли обдумывал что скажет и как. Пальцы одной руки сжимали край шлема. Пальцами второй он нервно водил по его навершию, поглаживая орлиное крыло. Вздохнул и наконец развернулся ко мне вполоборота, посмотрел в глаза. Как всегда — пристально. Пронизывающе. Говорят, есть мужчины, от которых всего один теплый взгляд и все — ты уже его. Не про этого…

Странное вообще выражение — в лице, глазах. Решительное? Или там потребность — срочная, яростная. Что-то сказать, сделать? Глаза больные, блестящие. Здесь сказали бы — горячечный взгляд. Не умею читать по глазам, но у этого будто черти в глубине танцуют, — вспомнилось с чего-то.

До кишок пробрало моментом. Напряженным, будто перед бурей. Непонятно, чего ждать и что, собственно, делать сейчас? Я понятия не имела, как реагировать на подобные… драматические трюки. Сердце ускорялось в панике…

— Таисия Алексеевна… я уже наказан вашим невниманием и даже пренебрежением к моей персоне. Своей совестью тоже. Бесконечно виноват и мне нет покоя из-за этого. Прости… те тот тон — я не имел права говорить с вами так. Тогда считал, что это единственно правильный выход — рвать сразу и с корнем.

Глава 17

За окном двумя разнонаправленными потоками степенно струилась нарядная толпа.

В честь Ольгиной свадьбы