Мэри Рэдклифф - Тайна Ретта Батлера

Тенистая темно-зеленая кедровая аллея, ведущая от дороги к дому, обязательная принадлежность каждого плантаторского особняка в Джорджии, создавала приятный для глаз контраст с яркой зеленью остальных деревьев, окружавших дом. Оплетавшая веранду глициния красиво выделялась на белой известке стен, а курчаво-розовые кусты мирта возле крыльца и белоснежные цветы магнолии в саду хорошо маскировали угловатые линии дома.

Весной и летом изумрудная зелень клевера и свинороя на газоне становилась слишком притягательной для индюков и белых гусей, коим надлежало держаться в отведенной для них части двора за домом. Предводители их стай то и дело совершали украдкой набеги на запретную зону перед домом, привлекаемые не только зеленью газонов, но и сочными бутонами жасмина и пестрыми циниями цветочных клумб.

Дабы воспрепятствовать их вторжению, на крыльце постоянно дежурил маленький черный страж с рваным полотенцем в руках.

Сидящая на ступеньках несчастная фигура негритенка была неотъемлемой частью поместья. Несчастен же он был потому, что ему строго-настрого приказали лишь отпугивать птиц, махая полотенцем, но ни в коем случае не стегать их.

Мамушка, появляясь на крыльце, придирчиво смотрела на негритенка, потом на стадо гусей и индюков и покивав перед носом ребенка указательным пальцем, строго говорила:

— Смотри мне, если хоть один гусь перелезет через ограду, то не сидеть тебе больше на крыльце, пойдешь работать в поле.

Ребенок испуганно кивал в ответ и едва завидев птицу, подходящую к ограде, сразу же бросался, опирался на жерди и принимался изо всех сил размахивать полотенцем.

— Прочь отсюда! Прочь! — и его голос разносился окрест.

Он кричал так громко специально, чтобы Мамушка, находящаяся где-нибудь на втором этаже или в гостиной, услышала его крик и оценила старания, а потом, выйдя на крыльцо, дала ему что-нибудь вкусное с господского стола, таким образом отблагодарив ребенка за усердную и прилежную работу.

Через руки Мамушки прошли десятки маленьких черных мальчишек, которых она обучала этой нехитрой премудрости, первой ответственной обязанности, возлагавшейся на мужскую половину черной детворы в Таре.

Потом, когда им исполнялось лет по десять, их отдавали в обучение к сапожнику или плотнику, или колесных дел мастеру, или скотнику Филиппу, или погонщику мула. Если мальчишка не проявлял способностей ни в одном из этих ремесел, его отправляли в поле, и он в глазах негров-слуг терял всякое право на привилегированное положение и попадал в разряд самых обыкновенных рабов.

Никто бы не назвал жизнь Эллен легкой или счастливой. Но легкой жизни она и не ждала. А если на ее долю и не выпало счастья, то таков, казалось ей, женский удел.

Мир принадлежал мужчинам, и она безропотно принимала его таким.

Собственность принадлежала мужчине, а женщине — обязанность ею управлять.

Честь прослыть рачительным хозяином доставалась мужчине, а женщине полагалось преклоняться перед его умом.

Мужчина ревел как бык, если загонял себе под ноготь занозу, а женщина, рожая, должна была заглушать в груди стоны, дабы не потревожить сон мужа.

Мужчины были несдержанны на язык и нередко пьяны. Женщины пропускали мимо ушей грубые слова и не позволяли себе укоров, укладывая пьяного мужа в постель.

Мужчины не стеснялись в выражениях и могли изливать на жен свое недовольство. Женщинам полагалось быть добрыми и снисходительными.

Полученное Эллен светское воспитание требовало, чтобы женщина среди всех тягот и забот не теряла женственности.

После появления в Таре Эллен и Мамушки, старых слуг, которые работали на Джеральда О’Хара, казалось, подменили. Они начали быстро бегать, суетиться и все в их руках начало спориться.

Единственной, кому позволялось делать замечания хозяйке, была, конечно же Мамушка, вырастившая Эллен с пеленок.

— Голубушка моя, — говорила Мамушка, сложив на груди крепкие руки, — а не кажется ли вам, что в доме слишком много слуг?

— С чего ты взяла?

— Куда ни пойдешь, куда ни заглянешь, везде слуги.

— Так разве это плохо?

Мамушка, расчесывая ее волосы, укоризненно кивала головой.

— Это не плохо, но просто каждый должен знать свое место и заниматься тем, что он умеет делать. А у нас много слуг, которые занимаются не своим делом.

— Кого ты имеешь в виду, Мамушка? — глядя в зеркало на свое отражение, спрашивала Эллен.

— Ну хотя бы, милая, взять второго повара. Он совершенно не умеет готовить. Мясо у него всегда подгорает, салат всегда пересолен и вообще, он неряха и совсем неопрятен.

— Что же ты предлагаешь, Мамушка?

— Я думаю, надо его на лето отправить на плантацию, пусть поработает с хлопком. Думаю, он сразу же поумнеет.

— Ну что ж, я скажу мистеру О’Хара, думаю, он послушает.

— Но только вы, голубушка, пожалуйста не говорите, что это я вас научила, пусть это исходит от вас. Тогда к вам и уважения будет больше и любви. Вы согласны?

— Конечно, Мамушка, а что ты еще хочешь предложить? — Эллен, уже уложив волосы вокруг головы, смотрела на свою служанку.

— А еще в бельевой две служанки очень плохо работают.

— Я что-то не замечала, — сказала Эллен.

— Не замечали, потому что я их все время ругаю и смотрю за тем, как они работают. Знаете, голубушка, по пять раз приходится заставлять их переделывать одно и то же: то плохо подкрахмалят, то плохо отутюжат… А ведь это те простыни, которые мы с вами привезли из Саваны, ваше приданное.

— Да, Мамушка, разберись уж с ними, пожалуйста, сама, а я буду ждать Джеральда. Только не будь с ними слишком строга, а то все обо мне начнут говорить как о бессердечной и жестокой хозяйке.

— Да что вы, госпожа, вас здесь все любят, не любят только меня.

— Не расстраивайся, Мамушка, я тебя очень люблю, — и Эллен обнимала за шею свою служанку, а та чмокала ее своими полными губами в щеку и передником вытирала слезу, навернувшуюся на глаза.

Мамушка, притворив за собой дверь, желала хозяйке спокойной ночи, и Эллен слышала ее тяжелые шаги по лестнице, а потом слышала, как она обходит дом, чтобы убедиться, что все находится на своих местах, что все двери заперты, окна закрыты, а слуги находятся в отведенных для них помещениях. Иногда она слышала сварливый окрик своей служанки на кого-нибудь из домочадцев.

Потом она слышала, как Мамушка бранилась на сторожа.

— Ты чего так громко стучишь своей колотушкой?

— Воров отпугиваю и разбойников, — отвечал пожилой раб-негр.

— Ты господам спать мешаешь, ведь они за день устали, им надо отдыхать, а ты ходишь у них под окнами и стучишь. Если тебе так хочется стучать, ходи возле конюшни и там греми.