Кэтрин Коултер - Невеста-наследница

Когда паром поплыл вперед, Синджен испугалась: ей казалось, что он должен непременно столкнуться с другими судами. Один корабль из Голландии едва не задел борт парома, другой, из Испании, прошел так близко, что его матросы выстроились вдоль поручней, держа в руках длинные шесты, чтобы в случае чего отпихнуть ими паром. Колина это, похоже, нисколько не беспокоило, что и немудрено, ведь он как-никак шотландец, и подобное плавание ему, должно быть, не в новинку.

В чистом, пропитанном морской солью воздухе лошади начали громко всхрапывать. Слава Богу, что день выдался прекрасный — теплый, ласковый, солнце стоит высоко в синем, усеянном белыми облаками небе. Когда паром приблизился к противоположному берегу залива, Синджен увидела, что полуостров Файф похож на Англию. Издали он походил на графство Сассекс: такой же изумрудно-зеленый, с такими же невысокими пологими холмами. Синджен подумала о том, что родной край Колина очень красив, и ощутила прилив воодушевления. В это мгновение «Звезда Форта» задела другое небольшое суденышко, капитаны принялись орать друг на друга, лошади — ржать, а пассажиры обоих судов — грозить друг другу кулаками. Синджен тоже заорала на капитана другого судна, с трудом сдерживая смех.

Паром пересекал залив Ферт-оф-Форт в самом узком его месте. Вода здесь была темная, грязная от песка и ила, которые несла с собой река Форт. Но если смотреть на восток, туда, где простиралось Северное море, вид был поистине прекрасный.

Внезапно Колин сказал:

— Этот длинный морской рукав — устье Форта. Эта река берет начало далеко отсюда, чуть ли не на западном побережье. Там Форт не такой, как здесь — это могучая река, глубокая, чистая и такая синяя, что хочется плакать. Потом она постепенно становится мельче и, изгибаясь, течет по пустынным торфяным равнинам к графству Стерлинг.

Синджен сделала глубокий вдох, кивнула в ответ на слова мужа, потом повернулась и облокотилась на некрашеные поручни. Она желала увидеть все, ничего не пропуская; к тому же ей не хотелось разговаривать с мужем.

— Если ты обернешься, то сможешь увидеть Эдинбургский замок. Сегодня воздух ясен, и вид получится весьма впечатляющий.

Синджен послушно обернулась и посмотрела.

— Вчера вечером, когда он был наполовину окутан туманом, он показался мне куда более таинственным, загадочным и, пожалуй, каким-то сказочным, похожим на видение. Время от времени со стен слышались крики караульных и чудилось, что это голоса призраков, доносящиеся из серого тумана. Это было очень романтично — совсем как в готических романах.

Колин хмыкнул, вновь повернулся лицом к поручням и посмотрел вниз, на завихряющуюся у борта темную воду.

— Тебе придется привыкнуть к нашим туманам. В здешних местах иной раз даже летом неделями не видно солнца. Но зато всегда тепло и дни такие длинные, что даже в полночь достаточно светло, чтобы читать.

При этих словах лицо Синджен просветлело.

— У тебя в замке Вир, наверное, хорошая библиотека?

— Библиотека там пришла в полное запустение, как и все остальное. Моему брату она была ни к чему, а после его смерти у меня не было времени, чтобы навести в ней порядок. Придется тебе порыться в книгах и посмотреть, есть ли среди них что-нибудь, что тебя интересует. В моей комнате в северной башне тоже есть что-то вроде маленькой библиотеки.

— У тебя есть романы? — В ее голосе было столько надежды, что он улыбнулся.

— Боюсь, что очень мало, — ответил он. — Не забывай, мы находимся в краю, где безраздельно властвует пресвитерианство [10]. По местным понятиям, чтение современных романов — верный путь к адскому пламени. Попробуй представить себе, как Джон Нокс [11] читает роман миссис Радклифф [12]. Такое просто уму непостижимо.

— Ну что ж, остается надеяться, что Аликс пришлет мне все мои книги вместе с остальным багажом.

— Если только твой брат Дуглас не приказал сжечь весь наш гардероб.

— И такое возможно, — согласилась Синджен. — Когда Дуглас в гневе, он иной раз делает ужасные вещи.

Синджен надеялась, что ее сундуки с одеждой прибудут в самом ближайшем будущем. Ее нынешний гардероб был ужасающе скуден, еще немного — и ей будет нечего надеть. Даже ее синяя амазонка, которую она очень любила, выглядела весьма плачевно. Она смахнула с рукава пыль, окидывая взглядом остальных пассажиров. По большей части это были сельские жители в домотканой шерстяной одежде унылых тонов, кожаных жилетах и деревянных башмаках. Был здесь и один молодой человек аристократического вида в рубашке с модным высоким воротником; бедняга от качки слегка позеленел. Другой пассажир, судя по виду, преуспевающий торговец, то и дело плевался, перегнувшись через борт, и зубы у него были такие же коричневые, как и его слюна. Говорили все не по-английски, но Синджен понимала большую часть сказанного.

Синджен больше не заговаривала с мужем. Надо отдать ему должное — по крайней мере, он пытался быть с ней любезным так же, как пыталась и она. Но на самом деле ей вовсе не хотелось быть с ним любезной. Ей хотелось ударить его. Она посмотрела на его профиль и не смогла отвести глаз, такой он был красивый. Легкий ветерок шевелил его черные волосы, подбородок был гордо вздернут, глаза закрыты. Он был шотландец, и здесь был его дом. Чайка с криком пронеслась в опасной близости от его лица, и он, откинув голову, весело засмеялся.

А для нее этот край был чужим, здесь она не была дома. Она тоже гордо вздернула подбородок, глубоко вдохнула морской воздух и вместе с ним — резкий запах рыбы, людей и лошадей. Вокруг парома вились стаи чаек, крачек и сорочаев, надеясь, что пассажиры бросят им какие-нибудь объедки.

— На берегу мы сядем на лошадей и доедем до замка Вир, — сказал Колин. — Дорога туда займет не более трех часов. День нынче выдался солнечный, так что поездка будет приятной. Вот только… ты сможешь проехать три часа верхом?

— Разумеется. Странно, что ты спрашиваешь. Ты же знаешь — я отличная наездница.

— Да, конечно, но после прошлой ночи… Я хочу сказать — тебе не будет больно?

Она медленно повернулась.

— Похоже, ты очень доволен собой. Как странно.

— Вовсе я не доволен. Я беспокоюсь о тебе, вот и все. А ты, по-видимому, слышишь то, что хочешь услышать, а не то, что есть на самом деле.

— На самом деле твой тон так и источает самодовольство. Ну, хорошо, Колин, предположим, я скажу тебе, что мне больно. Что ты тогда сделаешь? Может быть, наймешь носилки? И повесишь мне на шею табличку, гласящую, что я не могу скакать, потому что на мне слишком много пахали?