Карен Робардс - Скандально известная

Бет нетерпеливо помахала ей рукой, и Габби пришлось уйти. Бросив на Уикхэма еще один суровый взгляд, она вышла в коридор.

«Ситуация усложняется», – мрачно подумала молодая женщина.

Когда Габби согласилась участвовать в этом фарсе, ей и в голову не приходило, что ничего не подозревающие сестры будут относиться к этому мошеннику как к родному брату. И что самозванец дерзнет сыграть эту роль. Судя по всему, волнений ей предстояло много, но Габби не могла придумать, как их избежать.

Она прошла к себе в комнату, где уже ждала Мэри. Чтобы переодеться и привести себя в порядок, много времени Габби не понадобилось. Она посмотрела на себя в зеркало и состроила гримасу. Значит, тетушка считает, что ей нужно сменить прическу? Что ж, возможно, она так и сделает.

Спустя полчаса, выразив Туиндл сочувствие и сделав ей холодный компресс на распухшую лодыжку, она вернулась и обнаружила, что дверь в комнату Уикхэма по-прежнему слегка приоткрыта. Приближалось время обеда. Если Бет еще тут, то она вполне заслужила нагоняй.

Габби поджала губы, заглянула в комнату… и увидела Клер, демонстрировавшую Уикхэму свое розовое шелковое платье.

Устремившись на выручку к другой сестре, Габби заметила, что Уикхэм смотрит на красавицу Клер совсем не так, как недавно смотрел на Бет. Этот взгляд заставил ее ощетиниться.

21

«Находясь рядом с Бет, волк мог рядиться в овечью шкуру. Но теперь, когда в его спальне присутствовала Клер, он снова превратился в чудовище, которым был с самого начала», – гневно подумала Габби.

– Клер, дорогая, что ты здесь делаешь? – Как ни старалась Габби говорить спокойно, ей это плохо удалось.

Уикхэм приветствовал ее дьявольской улыбкой.

– Знаешь, Габби, у Бет появилась блестящая идея! – воскликнула оживленная Клер. – Вместо того чтобы оставлять Уикхэма одного, мы можем пообедать у него в комнате. Бет вернется сразу же, как только переоденется.

Габби попятилась. Это было неожиданно. И не слишком приятно. Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы сестры проводили с этим законченным мерзавцем больше времени, чем диктовалось острой необходимостью. Тем более что Клер грозила серьезная опасность. Судя по опыту Габби, их «брат» был не только нераскаявшимся преступником, но и отчаянным волокитой.

Габби решительно покачала головой.

– Нет, – лаконично сказала она тоном, которым пользовалась, выполняя обязанности хозяйки дома. – Боюсь, что это невозможно. Мы будем обедать в столовой, как обычно. Не сомневаюсь, что Уикхэм проживет без нашей компании.

Увидев удивленно расширившиеся глаза Клер, Габби начала искать предлог, который мог бы объяснить причину несвойственной ей властности.

– В конце концов, он еще не совсем оправился. Не стоит переоценивать его силы. Кроме того, не следует доставлять дополнительные трудности слугам, – добавила она так, словно это имело решающее значение.

Уикхэм улыбнулся.

– Я уже дал разрешение на это, – с преувеличенной любезностью ответил он. – И велел Стайверсу накрыть стол у меня в комнате. А обо мне можешь не волноваться. Соседство сестер во время приятной семейной трапезы повлияет на мое здоровье куда лучше, чем еда в одиночестве.

Габби уставилась на него; самозванец выдержал ее взгляд с таким самообладанием, словно действительно был графом Уикхэмом. И тут до Габби дошел весь ужас содеянного. Признав в этом мошеннике своего брата, она признала его право распоряжаться не только домом, но всем вообще. В том числе Готорн-Холлом. Остальными имениями. Ее сестрами, законным опекуном которых он теперь являлся.

И ею самой.

Габби едва не вскрикнула. Она была готова рвать на себе волосы. Дура, попала в собственную ловушку! О боже, что она наделала?

Этот негодяй мог отдавать любые приказания, а она не смела шевельнуть и пальцем, чтобы помешать ему.

Разве что сказать правду. Но это обернулось бы для нее такой же катастрофой, как и для него.

Впрочем, если не считать двух коротких эпизодов, трапеза прошла приятно, несмотря на сомнения Габби.

Первая сложность возникла, когда Клер спросила, не слишком ли досаждает Уикхэму боль от раны.

С помощью Барнета Уикхэм перебрался в удобное кресло с высокой спинкой, приставленное двумя слугами к маленькому квадратному столику. Стол, накрытый белоснежной скатертью, был сервирован фарфором, хрусталем и серебром, отражавшими пламя свечей. Клер, еще больше похорошевшая от компании, в которой чувствовала себя свободно, разрумянилась в тон платью и полностью поддалась чарам «брата». Она сидела по правую руку от Уикхэма, много смеялась и ловила каждое сказанное им слово. Сидевшая слева Бет, которую белое муслиновое платье делало совсем юной, хихикала и болтала без умолку. Когда девочка смотрела на Уикхэма (а это было очень часто), в ее глазах горело преклонение перед героем.

Габби в платье из тонкого серо-голубого крепа сидела напротив своего врага, ревниво наблюдала за тем, как он очаровывает ее сестер, и чувствовала себя выбитой из колеи. К чести Уикхэма, он был одинаково внимателен к обеим, хотя и смотрел на Клер с чуть большей благосклонностью, Габби была уверена, что любой менее проницательный и настороженный наблюдатель ничего не заметил бы.

Она была единственной, с кем Уикхэм обращался по-другому. Во время обеда он сказал Габби всего несколько слов, а когда изредка смотрел в ее сторону, в его глазах не было и намека на тепло и дружелюбие, которые «брат» расточал Клер и Бет. Впрочем, это ее вполне устраивало. Он знал свое место. Мерзкий обольститель мог очаровать юных девушек, но завоевать ее, Габби, ему не удастся. Похоже, он догадывался об этом и даже не делал попыток.

Поэтому во время трапезы Габби казалась островком молчания в море веселья. Она говорила, когда требовалось, улыбалась сестрам, когда они смотрели на нее, и со все возраставшей досадой слушала, как этот наглый враль остроумно отвечал девушкам, засыпавшим его вопросами о жизни на Цейлоне. Она упрямо не хотела замечать, как красил Уикхэма смех, как выгодно подчеркивал цвет его волос и глаз синий халат, как широки его плечи, заполнявшие все просторное кресло.

Должно быть, молчание Габби выводило Уикхэма из себя, потому что к концу обеда он стал отвечать ей все более частыми и недружелюбными взглядами. Когда Клер спросила Уикхэма о ране, он откинулся на спинку кресла, повертел в пальцах бокал и ответил, явно пытаясь отомстить Габби за то, что она не смотрела ему в рот, как остальные сестры.

– Сказать по правде, – промолвил он, улыбаясь Клер, но при этом косясь на Габби, – меня куда больше беспокоит плечо, укушенное неким созданием, которое опрометчиво забралось ко мне в постель.