Сара Ларк - Под парусом мечты

Ознакомительный фрагмент

— А как вообще обстоят дела у Глории? — спросил Уильям своим располагающим тоном. — Надеюсь, она хорошо вписалась в коллектив и радует учителей.

Мисс Эрроустон заставила себя улыбнуться.

— Что ж… Ваша дочь все еще перестраивается. Судя по всему, она слишком одичала там, на другом конце света…

Уильям кивнул и всплеснул руками.

— Лошади, крупный рогатый скот и овцы, мисс Эрроустон, — драматично произнес он. — Вот и все, о чем они там думают. Кентерберийская равнина… Крайстчерч, который с недавних пор именуется большим городом… Соборы… Театры… Все это звучит весьма многообещающе, но, пожив там, понимаешь, что, как уже было сказано, остаются все те же лошади, крупный рогатый скот и овцы! Нужно было привезти Глорию в более вдохновляющую атмосферу раньше. Но так уж получилось, мисс Эрроустон. Большой успех предполагает большие усилия.

Мисс Эрроустон понимающе кивнула.

— Поэтому супруга не приехала с вами за Глорией, — заметила она. — А ведь мы все так надеялись на встречу.

«И на еще один бесплатный концерт», — подумал Уильям, но ответил очень приветливо:

— По окончании последнего турне Кура была не совсем здорова. А ведь вы прекрасно понимаете, что певицы должны серьезно относиться даже к малейшей простуде. Поэтому мы сочли, что для нее будет лучше остаться в Лондоне. У нас номер люкс в отеле «Риц»…

— Неужели у вас нет дома в городе, мистер Мартин? — удивилась мисс Эрроустон. При упоминании знаменитого отеля, торжественное открытие которого состоялось несколько лет назад и который находился под патронатом принца Уэльского, ее глаза заблестели.

Уильям покачал головой, словно выражая легкое сожаление.

— И загородного дома тоже, миссис Эрроустон. Я, конечно, уже неоднократно затрагивал тему по поводу стильной резиденции, но моя жена не хочет оседать где бы то ни было. Думаю, сказывается маорийская кровь. — Он обворожительно улыбнулся. — Так что там насчет письма, мисс Эрроустон? Кто-то докучает нашей дочери? Возможно, это еще одна вещь, к которой Глории придется привыкать. У успешных музыкантов всегда были и будут завистники…

Мисс Эрроустон вынула письмо из конверта и развернула его.

— Я не назвала бы это «докучает». И мне несколько неприятно, что мы открыли письмо. Но вы должны понять… как отец… Вы наверняка приветствуете тот факт, что мы строго следим за нравственностью наших воспитанниц. Письма от мужчин, о родственной связи которых с девочкой нам ничего не известно, мы на всякий случай открываем. Если оно оказывается безобидным, мы тут же заклеиваем его снова, что, конечно же, чаще всего и бывает. В противном случае девочку приходится призывать к ответу. Да, а на этот раз… Впрочем, прочтите сами.

Милая моя, чудесная Глория!

Я не знаю, как начать это письмо, но я слишком тревожусь, чтобы ждать дольше. На это меня подвигла моя возлюбленная супруга Шарлотта. Она посоветовала написать тебе и высказать свою тревогу.

Как у тебя дела, Глория? Возможно, этот вопрос покажется тебе неуместным. Ведь в твоих письмах мы читаем, что ты всегда очень занята. Ты рассказываешь об игре на фортепьяно, о рисовании и множестве занятий с другими девочками, твоими новыми подругами. Но твои письма кажутся мне поразительно короткими и натянутыми. Возможно ли, что ты совсем забыла о нас, оставшихся в Киворд-Стейшн? Не хочешь знать, как дела у твоей собаки и твоей лошади? Возможно, это глупо, но между строчек я никогда не вижу улыбки, не вижу ни единого личного слова. Напротив, временами мне кажется, что я чувствую в твоих коротких строках грусть. Думая о тебе, я всякий раз вспоминаю твои последние слова, которые ты сказала мне перед отъездом: «Если все будет совсем плохо, ты заберешь меня, Джек?» Тогда я утешал тебя, я не знал, что сказать. Но правильный ответ, конечно же, будет «да». Если ты действительно в отчаянии, Глория, если ты одинока и не видишь ни капли надежды на то, что что-то изменится, напиши мне и я приеду. Не знаю, как я это устрою, но ты всегда можешь на меня рассчитывать.

Твой любящий тебя больше всего на свете сводный двоюродный дед

Уильям, наморщив лоб, пробежал глазами строчки.

— Вы были правы, перехватив это, мисс Эрроустон, — заметил он, закончив читать. — В отношениях между моей дочерью и этим молодым человеком всегда было что-то нездоровое. Просто выбросьте это письмо.

Так Глория осталась одна. Совсем одна.

Затерянные райские места

1

— Даже с учетом того, что я сам напоминаю себе старого Джеральда Уордена, я все же скажу: что-то там не так.

Джеймс МакКензи брел по бывшему розарию Киворд-Стейшн, опираясь на палку и слегка — на руку своей жены Гвинейры. В последнее время ему было тяжело двигаться, его суставы костенели, ревматизм напоминал о бессчетном множестве ночей, проведенных под открытым небом. Чтобы Джеймс вышел из дома, должно было случиться что-то особенное, вроде прибытия овец и их погонщиков с гор. Однако, несмотря на то что его сын давно уже де-факто был руководителем фермы, старый мастер по-прежнему не отказывал себе в удовольствии бросить взгляд на откормленных овцематок и молодняк. Животные стояли на лужайках и в загонах Киворд-Стейшн, напоминая толстые комки ваты, гневно блея, если погонщик разгонял в стороны их сородичей. Гвинейра и Джеймс могли быть довольны. Овцы находились в наилучшей форме, процент потерь был ничтожный.

Джек, возглавлявший перегон скота, шутил с погонщиками-маори и обнимал свою жену Шарлотту.

За время его отсутствия Шарлотта наверняка не скучала. Возможно, она даже воспользовалась временем, проведенным в оставленных мужским населением деревнях маори, чтобы обменяться историями с женщинами. Она уже давно выяснила, что мужчины и женщины зачастую по-разному рассказывают и приукрашают одни и те же легенды. Шарлотта научилась очень точно различать эти нюансы. Спустя более чем пять лет, проведенных в Киворд-Стейшн, постоянно занятая изучением пересказов маори, она теперь бегло говорила на их языке и, как иногда шутливо замечал Джек, почти что лучше своего мужа.

Вот и сейчас она шутила с мужчинами и передавала приветы их женам на их родном языке, при этом нежно прижимаясь к Джеку. Маори не испытывали неловкости при виде такой интимности, только обычай целоваться вместо трения носами казался им странным.