Александр Дюма - Сальватор

— Они не уедут! Скорее я брошусь под колеса их экипажа! — вскричала она и позвонила камеристке.

Та появилась на пороге и спросила:

— Что угодно госпоже?

— Что мне угодно? — удивилась креолка. — Да ничего! Почему вы спрашиваете?

— Разве госпожа не звонила?

— Ах, да, звонила, но не помню зачем.

— Госпожа не заболела? — спросила камеристка, поразившись тому, до чего бледна хозяйка.

— Да нет, я не больна, — порывисто отвечала г-жа де Розан. — Я никогда еще так хорошо себя не чувствовала.

— Если я не нужна госпоже, — продолжала камеристка, — я могу удалиться.

— Нет, вы мне не нужны. То есть… Погодите-ка… Да, я хочу кое о чем вас спросить. Вы родом из Нормандии?

— Да, госпожа.

— Из какого города?

— Из Руана.

— Это далеко от Парижа?

— Около тридцати льё.

— А от Гавра?

— Почти столько же.

— Хорошо, можете идти.

«Зачем мешать их отъезду? — вдруг подумала креолка. — Разве у меня есть неоспоримое доказательство его неверности или предательства, кроме тех, что у меня на сердце? Мне нужно более неопровержимое, материальное доказательство! Где его взять? Сказать ему: “Я все знаю. Завтра ты уезжаешь с ней! Не уезжай или берегись!” А он все будет отрицать, как раньше! Пойти к этой Сюзанне и сказать: “Вы подлое создание, вы отнимаете у меня мужа!” А она посмеется надо мной, расскажет ему о моем приходе, то-то они повеселятся вдвоем! Камилл станет надо мной потешаться?!. В чем же секрет этого чудовища? Как она заставила так сильно и скоро себя полюбить? В чем ее обаяние? Разве она так же молода, смугла, хороша, как я?»

Продолжая над этим размышлять, креолка подошла к псише и долго в него смотрелась, желая себя убедить в том, что страдание не умалило ее красоты и она вполне могла соперничать с мадемуазель Сюзанной де Вальженез.

Но вот из ее глаз снова брызнули слезы.

— Нет! — громко зарыдала она. — Никогда мне не понять, как он мог полюбить эту женщину!.. Что же делать? Попытаться увезти его силой, так он убежит с дороги, и они снова встретятся! Но даже если он согласится поехать со мной, не увезу ли я лишь труп моего прошлого, силой удерживаемый призрак нашей любви? А Камилл вернется сегодня вечером, порхающий, как всегда беззаботный. Поцелует меня в лоб, как это было каждый вечер. О предатель, лживый и трусливый Камилл! Нет, я не позову тебя за собой. Я сама буду следовать за тобой тенью до тех пор, пока не получу доказательства твоего преступления! Перестань колотиться, мое сердце, час расплаты еще не наступил.

С этими словами молодая женщина поспешно вытерла слезы и стала обдумывать план мести.

Не будем ей мешать, пусть подумает до вечера, мы же вернемся к ней вместе с Камиллом. Вот он, розовощекий и беззаботный, как она говорила, впорхнул к ней в спальню.

Когда он вошел, она, как и накануне, стояла посреди комнаты. Поцеловав ее в лоб, он задал тот же вопрос:

— Как?! Ты еще не ложилась, дорогая? Да ведь уже час ночи, прелесть моя!

— Какое это имеет значение? — холодно отозвалась г-жа де Розан.

— Для меня это имеет значение, любовь моя, — продолжал Камилл подчеркнуто ласково. — Через неделю нам предстоит долгое и утомительное путешествие, тебе понадобятся все твои силы.

— Кто знает, будет ли это путешествие долгим? — вполголоса возразила креолка, словно размышляя вслух.

— Да я знаю! — воскликнул Камилл, не догадываясь о том, что хотела сказать жена. — Ведь я несколько раз переезжал из Парижа в Луизиану, да и ты однажды проделала вместе со мной этот путь и, должно быть, не забыла, как он труден.

— Мы любили тогда друг друга, Камилл! — с горькой усмешкой проговорила креолка. — Вот почему путешествие показалось мне недолгим.

— Я постараюсь, чтобы на сей раз путь тебе показался еще короче! — галантно произнес Камилл, снова целуя жену в лоб. — А пока доброй ночи, девочка моя! Я целый день занимался покупками и просто валюсь с ног.

— Прощай, Камилл, — холодно отозвалась г-жа де Розан.

Американский джентльмен удалился в свои апартаменты, не заметив ни смущения, ни бледности жены.

На следующее утро креолка в сопровождении камеристки села в наемный экипаж и приказала отвезти себя к одному из книготорговцев Пале-Рояля, где купила почтовый справочник.

Затем она снова села в карету и на вопрос кучера, куда ее везти, приказала:

— К каретнику.

Кучер хлестнул лошадей и повез ее на улицу Пепиньер.

— Сударь! — обратилась креолка к каретнику. — Мне нужна дорожная коляска.

— У меня их здесь много, — отвечал тот. — Угодно ли госпоже взглянуть?

— Ни к чему, сударь, я полагаюсь на ваш выбор.

— Какого цвета желаете коляску?

— Все равно.

— На сколько человек?

— На двоих.

— Госпоже угодно иметь экипаж покрепче?

— Это не имеет значения.

— Путь предстоит дальний?

— Нет: шестьдесят льё.

— Может быть, госпожа торопится прибыть к месту назначения?

— Да, очень тороплюсь, — ответила креолка.

— Тогда вам нужна легкая коляска, — продолжал торговец, — у меня как раз есть то, что вам подойдет.

— Хорошо. А где взять лошадей?

— На почтовой станции, сударыня, — сказал каретник, усмехнувшись про себя вопросу г-жи де Розан.

— Вы можете за ними послать?

— Да, сударыня.

— И доставить запряженный экипаж к моему дому?

— Разумеется, сударыня. К которому часу прикажете подать?

Тут г-жа де Розан на минуту задумалась. Свидание или, вернее, отъезд Сюзанны и Камилла, было назначено на три часа. Надо было выехать спустя час или хотя бы через полчаса после них.

— В половине четвертого, — приказала она, передавая каретнику свою карточку.

Она пошла было прочь, когда тот ее окликнул:

— Надо бы уладить еще один вопрос.

— Какой? — удивилась креолка.

— Сторговаться бы надо! — расхохотался торговец.

— Я не намерена с вами торговаться, господин каретник, — возразила гордая креолка, доставая из кармана бумажник. — Сколько я вам должна?

— Две тысячи франков, — ответил каретник. — Будьте уверены: вы получите отличную коляску — элегантную, легкую и надежную. В такой коляске вы сможете ехать на край света.

— Возьмите, сколько нужно, — предложила креолка, протягивая бумажник.

Торговец взял два тысячефранковых билета и стал униженно кланяться, как свойственно всем торговцам, одурачившим покупателя.

— Ровно в половине четвертого, — выходя от каретника, предупредила креолка.

— Ровно в половине четвертого, — повторил каретник, поклонившись до самой земли.