Виктория Холт - Любимицы королевы

— Дорогая, дорогая миссис Фримен, это в высшей степени огорчительно. Вы станете получать две тысячи из моих личных денег. Об этом никто не узнает. У нас будет маленький секрет…

— Миссис Морли следует знать, что мистера Фримена трудно подговорить на тайные сделки…

Сара была безутешна. Уходя, она оставила королеву дрожащей и плачущей.

Пришла Эбигейл и омыла ей лоб.

— Выпейте, мадам. — Анна взяла бренди. — Ваше величество, поиграть немного на клавесине?

— Нет, Хилл. Посиди рядом. Твое присутствие утешает меня.

Эбигейл взяла ее дрожащие руки в свои, и королева улыбнулась ей.

— Теперь я, кажется, немного успокоилась. Давай поболтаем, а перед сном, может, немного мне поиграешь.

Сара ворвалась к Мальборо.

— Она готова платить две тысячи из своих личных денег. Зачем нам это?

Джон покачал головой.

— Нельзя их брать, Сара. Будет неловко, если раскроется, что мы получаем деньги таким образом. Но есть еще одна проблема. Я получил письмо от Сидни Годолфина. Из Ньюмаркета.

— Мог бы находиться и в Лондоне. Здесь правительство обходится с тобой так неблагодарно, а он, извольте видеть, в Ньюмаркете.

— С ним и наш Джон. — Наш Джон! А почему он не в Кембридже?

— Там оспа.

Сара побледнела.

— Господи…

— Нет, мальчик здоров. Сидни счел, что ему лучше пожить в Ньюмаркете. Воздух там чистый, свежий. Но все-таки я слегка беспокоюсь.

Оспа. Ужасный бич. Саре была невыносима мысль, что эта болезнь подбирается к ее единственному сыну.

— Наверное, ему лучше приехать домой, — сказала она.

— Сидни пишет, у него все хорошо. Я подумал, может, тебе написать Джону, что ты больше на него не сердишься.

— Нет, я все еще сержусь.

— Он просит меня заступиться перед тобой за него.

— Тогда пусть напишет мне сам.

— Сара! — Мальборо взял ее за руки и нежно улыбнулся. — Я знаю, ты его очень любишь — как и всех нас. Не могла бы ты время от времени показывать ему, что помнишь и любишь его?

— Джон Черчилл, ты учишь меня, как обращаться с моим сыном?

— Нашим сыном, — напомнил он.

Сара рассмеялась.

— Мы заберем его домой. Не хочу, чтобы он жил в заразном месте.

— Напиши ему, сообщи, что простила его.

— Нет. Он должен написать мне первый. А что до нашего дохода…

Мальборо взял ее за плечи и привлек к себе.

— Со временем все наверняка образуется… моя герцогиня.

Анна решила, что ее дорогая миссис Фримен должна с радостью принять новую почесть, и Сара не собиралась препятствовать ей. Конечно, было приятно стать ее светлостью и называть Маля герцогом.

Он готовился с наступлением весны вновь отправиться в поход, их опять ждала разлука.

— Жаль, что ты стал военным, а не политиком! — сердито восклицала Сара.

Вскоре после Рождества младший Джон написал отцу, что покидает Годолфинов и возвращается в Кембридж.

— Надеюсь, — угрюмо сказала Сара, — он там поумнеет.

В январе ей пришла весть из Кембриджа.

Прочтя письмо от наставника своего сына, она не сказала ни слова, лишь побледнела.

Потом воскликнула:

— Еду в Кембридж! Немедленно.

И уставилась на служанку. Та, привыкшая к вспышкам своей госпожи, догадалась, что за этим кроется нечто серьезное.

— Мой сын, — неторопливо произнесла Сара, — заболел оспой. Мой единственный сын.

Эбигейл узнала об этом, находясь у Анны.

— Моя бедная, бедная миссис Фримен. Она тут же помчалась в Кембридж. Хилл, мы должны молиться за нее. Как она будет страдать, если лишится этого любимого ребенка. Я знаю, Хилл. Прекрасно знаю. Мысль о том, что ждет бедную миссис Фримен, если ее поразит тот же удар, какой поразил и ее несчастную Морли, просто невыносима.

— Вы очень добры, ваше величество, вы принимаете это так близко к сердцу.

— У тебя не было детей, Хилл. А с Сарой мы хорошо понимаем друг друга. Даже думать о его смерти нельзя. Пока есть надежда… Только ведь это оспа. От нее умерла моя несчастная сестра. Мы не были с ней в добрых отношениях… я часто вспоминаю ее, Хилл. Какая трагедия! Но я совсем забыла о моей бедной миссис Фримен. Хилл, сделай вот что. Созови моих врачей… всех. Я отправлю их в Кембридж, пусть окажут помощь несчастному маленькому Бленфорду. Мы должны сделать все, что от нас зависит. Я не могу допустить, чтобы бедную миссис Фримен постигла моя участь.

Сара, плача, сидела у кровати сына. Джон открыл глаза и увидел ее.

— Папа, — произнес он. — Папа.

— Отец приедет, дорогой мой. Он уже в пути.

Мальчик, видимо, понял, потому что нежно улыбнулся и очень напомнил ей мужа. «Он был бы таким, как отец, — подумала она, потом гневно поправилась: — Он будет таким, как отец».

Она не допустит его смерти. Но даже Саре не по силам было отогнать смерть.

— Это мой сын, — плакала она. — Мой единственный сын.

— Ваша светлость, — сказали ей врачи, — пошлите за герцогом.

Когда Мальборо примчался в Кембридж, Сара горько расплакалась у него на груди.

— Этого не может быть. Не может быть. Говорят, есть слабая надежда. Ведь совсем недавно он был сильным, здоровым.

— Сара, любимая, я тоже страдаю. Крепись, надо молиться. Если эта трагедия произойдет, надо встретить ее покорно.

— Покорно? Это мой сын… мой единственный сын!

Мальборо не стал напоминать, что мальчик и его сын. Он был на удивление ласков, и она льнула к нему в отчаянии, даже в это время сочетавшемся с яростью. Какое право имеет смерть угрожать ее сыну — единственному сыну, наследнику титула герцога Мальборо?

Внезапно ее охватил страх.

— Джон, ты должен беречься. Не подходи близко к нему. Нас может поразить еще более сильный удар, чем этот.

Она поглядела ему в глаза, он увидел испуг в ее взгляде и удивился, что Сара, которая не боится, как говорили, ни Бога, ни черта, так страшится за него.

Мальборо отвернулся, он не мог скрыть своих чувств.

Джон Черчилл, шестнадцатилетний лорд Бленфорд, умер в Кембридже и был похоронен в часовне Кингз колледжа.

Убитая горем Сара внешне была на удивление спокойна. Они с герцогом вернулись в Сент-Олбанс и стали тихо жить там. Кроме мужа, утешить Сару было некому. Но ему предстоял скорый отъезд в войска, отложенный из-за смерти сына.

Сара бродила из комнаты в комнату. У нее в голове не укладывалось, что младший Джон мертв. Совсем недавно он просил разрешения пойти в армию.

Даже не пытавшаяся сдерживать свою ярость или надменность, теперь она не могла скрыть горя. Бросалась на кровать и рыдала так неистово, что за ее здоровье опасались. Если бы было на кого излить свой гнев, ей стало бы легче. Но как она могла потрясать кулаками и оскорблять Провидение, как могла грозить Смерти отмщением за пренебрежение желаниям Сары Черчилл?